Неподалеку от Белого дома, на противоположной стороне улицы расположено колоссальное здание пышной архитектуры. В нем размещаются четыре министерства, в том числе и военное. Мы вошли внутрь, но и здесь не встретили человека в военной форме, только в коридорах стояли большие застекленные шкафы, а в них — восковые фигуры, одетые в солдатскую форму всех родов войск, начиная с американского Возрождения и до наших дней. Здесь же висели портреты президентов и выдающихся борцов за свободу Соединенных Штатов, а также картины на тему Освобождения. Здание это имеет пять этажей и пересечено мраморными коридорами, общая протяженность которых четыре километра.
Ходили мы и в сокровищницу (Treasury), но без знания английского языка почти ничего не смогли понять и увидеть. Слышали лишь звон золота. За парком, на холме высится Вашингтонский монумент, о котором говорят, будто это самое высокое каменное сооружение в мире. Этот монумент представляет собой колоссальный обелиск, но не из одного, а из тысяч больших тесаных камней. Внутри него до самого верха идет железная винтовая лестница, которая через каждые двенадцать (а может, восемнадцать, не помню!) ступеней пересекается площадкой для отдыха. Я до верха насчитал восемьсот пятьдесят ступеней! Есть и лифт, но движется он так медленно, что у меня не хватило терпения ждать его, и я стал подниматься пешком. На каждой площадке в стены вмазаны мраморные плиты с барельефами на исторические темы и надписями, посвященными всем американским штатам. Уже почти добравшись доверху, я вдруг стал задыхаться, в глазах потемнело, и у меня даже мелькнула мысль, что я могу потерять сознание. На верхней крытой площадке монумента окна смотрят во все стороны. Перед моими глазами простирался Вашингтон со своими утопающими в зелени кирпичными виллами, а над ним величественно высился Капитолий. Все здания, кроме уже упомянутых выше и еще нескольких, среди которых отель Ebbitt-House — темно-коричневого цвета. С обзорной площадки видны и дальние окрестности Вашингтона, которые пересекает река Потомак. Вашингтон очень красивый город. Вечером, когда зажигают электричество, асфальтовые улицы блестят словно лакированные. Мы сделали ошибку, решив пообедать в ресторане при нашей гостинице — кухня была американская, а следовательно, отвратительная. К счастью, вечером, прогуливаясь по тротуарам блестящей Pennsylvania Avenue, мы увидели над каким-то рестораном немецкую вывеску, вошли и почувствовали себя как дома. И язык понимаем, и еда вкусная, и пиво прекрасное. Ресторан этот был забит немцами. Они тоже не могут привыкнуть к американской кухне. К тому же в этом ресторане не чувствовалась стоявшая в этот день дикая жара — под потолком, создавая ветерок, крутились автоматические крылья вентилятора. Такие вентиляторы, приводимые в движение автоматами, часто встречаются в американских ресторанах.
В Балтиморе мы не останавливались — осмотрели город из окна. Прибыли в Филадельфию. Главные железнодорожные вокзалы почти везде в центре города. Здесь тоже. Вокзал довольно просторный, но в настоящее время строится еще один, таких необъятных размеров, какие по плечу только американцам. Выйдя из вокзала, мы попали на площадь, где находится мэрия, — величественное роскошное здание, на строительство которого затрачено много миллионов долларов (значительная часть их, как говорят, попала в карманы городских властей). Сейчас еще достраивают высокую башню, на нее будет водружена лежащая во дворе колоссальная бронзовая фигура Пенна (Penn), его именем и назван штат Пенсильвания (Penn-sylvania). Филадельфия — главный город этого штата…
Вечером, прогуливаясь по Broad Street, самой широкой и красивой улице Филадельфии, мы из любопытства зашли в церковь. Я не нашел почти никакой разницы между внутренним убранством этой церкви и филадельфийской оперы. Места в церкви были расположены точно так же, как в опере: перед сценой — партер, затем амфитеатр, балконы, галереи. Как в опере, так и в церкви кресла обтянуты бархатом цвета бордо. Как в опере, так и в церкви исполнялись дуэты, квартеты, соло — мужчинами и женщинами. И там и тут полно блестящей, празднично одетой публики. Разница лишь в том, что в опере играет струнный оркестр, а здесь — орган; в опере поднимается и опускается занавес, а здесь сцена постоянно открыта; за оперу надо платить перед тем, как войдешь, а в церкви собирают деньги, когда ты уже вошел. И церковь и опера освещаются электричеством. Правда, плафон в опере выкрашен в голубой цвет и усеян множеством электрических звезд, которые мерцают, словно настоящие, — взглянешь вверх, и кажется, будто перед тобой открытое ясное небо. В церкви давали что-то на сюжет из Нового завета, в опере — Cavalleria Rusticana, эту слабую оперу со счастливой судьбой, которая, благодаря своему заигранному уже интермеццо, облетела всю Европу, доказывая тем самым, что в известные периоды Европа бывает до такой степени ослеплена и увлечена, что принимает ординарное за великое…