Врываются Х о з я и н, В о е н н ы й м и н и с т р, М и н и с т р ф и н а н с о в, М и н и с т р п о ш п и о н а ж у и В и ц е - п р е з и д е н т.
Х о з я и н. Не буди лиха, пока лихо спит! Не буди!
В о е н н ы й м и н и с т р. Да это ведь — коммунист!
С т а р и к. Беспартийный я. Из блока беспартийных я.
Х о з я и н. Выбирай: золотой трон или мир?
С т а р и к. Мудреная штуки — корыто. Кто не знает, кораблем назовет. А ты — троном. Корыто это.
Х о з я и н. Лягушка выбирает болото.
С т а р и к. Да вы что, спятили? (Понял, что его обложили, как волка в засаде, и что пощады не будет.)
Х о з я и н (Старику). Вот и пришел тебе конец, миротворец.
С т а р и к (ищет среди присутствующих поддержки. Вдруг замечает Вице-президента). Сто-оп! И ты? Почему ты среди них?
Х о з я и н. На смену тебе.
С т а р и к. Э-э-э! Нет! Не запугать. Всё! Всё! И денег не дам! Не дам двести сорок два рубля и семнадцать копеек! Иди в тюрьму! Сам иди!
Военный министр рванулся на Старика, и все остальные скопом навалились и начали его душить. Он еще успел выкрикнуть; «Не дам двести сорок два рубля и семнадцать…» И его задушили. Дружно. Безжалостно. Вздохнули. Переглянулись. Вдали кукует кукушка.
Х о з я и н. Вице-президент! Виноват… Президент.
В и ц е - п р е з и д е н т. Я тут.
Х о з я и н. Давай присягу и бери власть! Где святая Библия? Пришло время сильной личности. Пробил час. Хаос порождает демократию, хаос и хоронит ее. Бог с ней. Освободите арену!
Хозяин снимает шляпу. Следом и все остальные. Хозяин достает носовой платок. И все тоже. Утирает слезу. Всхлипывает. Хозяин начал свой скорбный, искренний, как всегда, монолог. А там, за дверью, скулит честный, верный и преданный Старику до конца Дружок.
Граждане! Братья и сестры! Друзья мои! Нашу нацию постигло большое горе. Наш народ понес невосполнимую утрату. Он потерял своего верного защитника, горячего борца за мир, мудрого государственного деятеля, гуманиста. Этот великий человек до последнего дыхания отстаивал интересы своего трудового народа. Мы скорбим. Мы плачем над его прахом. Это был истинный самородок. Слишком дорог был он нам, и потому слишком велика утрата. Слишком велика скорбь и печаль наша.
Старик почесывает ногой ногу, внимательно слушает надгробную речь о себе.
С т а р и к (наконец взорвался). Ах ты фарисей! Задушил и печалишься? Не-ет! А шиш! Я же говорил вам, что ничего у вас не выйдет со мной!
Х о з я и н (растерялся). Боже мой! Да он ожил!
С т а р и к. Дурак! Да я — бессмертный!
Х о з я и н. Кто? Я спрашиваю — кто? Кто недодавил? Кто недотиснул? Кто недодушил? Кто по-ме-шал?
С т а р и к. Моя благоверная. Вы думаете, что вы мудрее моей бабы? Не-ет! Два шиша. Она неспроста послала меня к вам во сне. Я ведь вас часто пугаю. Спать вам не даю. Из-за вас я тоже иногда недосыпаю. Но-но-но! Вот сделайте еще один шаг, и я проснусь. Мгновенно исчезнете! Пора проснуться. Настало время! Это же кошмар! С вами никакой президент не сладит. Тут систему ломать надо! Остановите планету, я сойду. Я домой хочу! (Сбрасывает с себя непривычную для него одежду, остается в рубахе и парусиновых штанах.)
Будто в тумане исчезают темные личности, а Старик, яко Саваоф; вокруг него — яркое сияние солнца. Вдали кукует кукушка — все громче, ближе, настойчивее. Отсчитывает ли она долгий век людям, а может, — выражает свою тревогу за их судьбу…
З а н а в е с.
1975
ПОГОРЕЛЬЦЫ
Пролог и эпилог к исторической комедии
УХВАТОВ ФЕДОР ПАВЛОВИЧ.
РАЯ, его супруга.
БУСЬКО АНТОН СТЕПАНОВИЧ.
КЛЕПКИН СИЛАН ДАНИЛОВИЧ.
КУДАСОВ.
ГАРИК.
СТЕЛЛА.
НАТАЛЬЯ НИКОЛАЕВНА.
АЛЕША, потом он — Алексей Алексеевич.