У х в а т о в. Нет!
К у д а с о в. Кем вы были? На кирпичном заводе?
У х в а т о в. Глину месил. А потом выдвинули. Теперь еще раз выдвинули.
К у д а с о в. Вот! Пьем за выдвижения! За передвижения!
Наливают, пьют.
У х в а т о в (уставился на Кудасова). А ты кто? Твои родители до семнадцатого года — кто? И ты — кем был до…
К у д а с о в. Рыкшей.
У х в а т о в. Рыкшей?
К у д а с о в. По существу — рыкшей. И дед мой, и отец мой, и я. Извозчики на чужих лошадях. По существу — на мне ездили. Значит — рыкша! А теперь я… кто… буду… у вас?..
У х в а т о в. Что-то ты торопишься к власти.
К у д а с о в. А как же не торопиться? Прозевать можно. Вы наберете с такими биографиями, что… Мне трудно будет тягаться. Я откровенно. Мой дед царя не убивал. Декабристом не был. Пятый год — на печи проспал. Он, дурак, о внуках не заботился. А ведь вон сколько внуков у лейтенанта Шмидта! Правда, отец мой в гражданскую не подвел (удивляется), не примкнул ни к Петлюре, ни к Булаховичу. Устоял! И на том спасибо. А мог бы на революционной волне взлететь… А теперь вот и я вроде мусора был бы, если б не классовое чутье и преданность.
У х в а т о в. Теперь, конечно, после победы, когда власть окрепла, к ней все липнут, все хватаются, бодрыми попутчиками в ногу шагают. Да власть-то не дура, присматривается и от кого надо — отмежевывается, отсекает. Только случай иногда помогает. Только на случай надежда твоя.
К у д а с о в. За счастливый случай тоже… можно отблагодарить. Так кто я… буду… у вас?
У х в а т о в. Вижу — я тебе нужен. А?.. Будешь… моей правой рукой?
Оба захмелели. От выпитой водки? От взаимного восхваления? Или от сознания, что дорвались до власти?
К у д а с о в. Ясно. Теперь я погарцую.
У х в а т о в. На мне?
К у д а с о в. Что вы?! Что вы?! Вы, можно сказать, историческая фигура! Если на то пошло… Хотите я вас покатаю? А? Садитесь верхом. Хотите?
У х в а т о в. Еще уронишь. Нет! (Отмахнулся.) Не хочу.
К у д а с о в. Я ведь… (Почти со слезой.) Ради уважения… Эх… (Запевает.) «Бродяга Байкал переехал, навстречу родимая мать…»
Р а я (вбегает, испуганная). Федя!
Оба умолкают, прижав палец к губам. Пауза. Р а я уходит.
У х в а т о в. Вот, гляжу я, мы, как птицы. Очень похожи на птиц… люди. Ты видел когда-нибудь, как синицы ведут себя у кормушки? Ухватит кусочек и тут же сторону. И прежде, чем клюнуть, семь раз оглянется. И от чего это сталося с синицами? Всегда настороже.
К у д а с о в. Потому, что кошка где-то рядом. Или еще какой свой пернатый хищник. (Осенило.) Ясно, Федор Павлович! Усек. Прежде, чем раз клюнуть, надо семь раз оглянуться. Просветили. Какая книжечка! (Его давно уже искушала красная книжечка на окне.)
У х в а т о в (давно уже заметил любопытство гостя; взял книжечку, листает). Это жена любит переписывать из книг всякие высказывания и выдержки. Поэтов разных. Пролетарских особенно. А потом мне сообщает… Вот… (Читает.) «Несколько наводящих вопросов о связи времен. Отходя ко сну, спроси себя сам: «Что ты сделал сегодня?» Подведи итоги делам твоим. Может, чужое просо вытоптал, обидел кого?..» Что ты сделал? Сегодня!
К у д а с о в (кричит, оправдывается). Ничего я не сделал такого. Мура какая-то! Еще допрашивать самого себя! «Спроси себя…» Есть кому допрашивать. Мура и все. Вытяжки нет. Сиропа… Вот давайте выпьем и закусим. Еще и прокурором над собой будь. Тьфу! (Опять запевает.) «На-алей! Выпьем, ей-богу, еще-е…» (Наливает.)
И надо же — как раз в это время кто-то постучал в дверь. Вбегает испуганная Р а я. Стук настойчиво повторяется.
Р а я. Я же говорила…
У х в а т о в. Убрать!
Убирают стаканы, прячут бутылку.
К у д а с о в (в панике засовывает в карманы ножи и вилки; выхватил из портфеля газету, читает вслух заглавие статьи). «Крупная победа советских металлургов. Первый советский блюминг перекрыл проектную мощность…»
Р а я. Я же говорила, я же говорила…
У х в а т о в. Ладно, говорила. Кто там?
Рая открывает дверь. На пороге — Б у с ь к о, с корзиной и самодельным чемоданом.
Р а я. Пожалуйста.
У х в а т о в (вроде и обрадовался). А, цэ ты?