Н а т а л ь я Н и к о л а е в н а. Одна. Отдельная.
Г а р и к (спешит). И вы живете одна?
Н а т а л ь я Н и к о л а е в н а. Теперь одна. Дочь в Москве.
Г а р и к (вошедшей Стелле). Слышишь? Эта бабуся может принести мне счастье. Бабуся! Возьмите меня к себе!
Н а т а л ь я Н и к о л а е в н а. В Москву?
Г а р и к. Нет. Тут. До вашего отъезда я поживу у вас. В чулане. На антресолях. На кухне. Под половиком. Под ковриком у двери.
Н а т а л ь я Н и к о л а е в н а. Никак в женихи ко мне набиваешься? Да слишком молод.
Г а р и к. Я одинокий. Я почти сирота. Я у дяди Бусько живу.
Н а т а л ь я Н и к о л а е в н а. И на очереди не стоял?
Г а р и к. Не стоял.
Н а т а л ь я Н и к о л а е в н а. Нет, а ты — оптимист.
Г а р и к. Я всегда буду оптимистом!
С т е л л а. Гарик! Квартиру получить не так это просто.
Г а р и к. Стелла! Пойми! У нас начинается пертурбация, эволюция — революция, ликвидация! Беспорядок! Бардак! А там, где беспорядок, там и драматургия. Конфликт между личным и общественным. Комедия со счастливым концом. Личное в этой сцене может победить. Это, знаешь, выигрыш в лотерее. А? Что?
С т е л л а. Если кто-либо не помешает.
Н а т а л ь я Н и к о л а е в н а. О-о, какой он теоретик!
С шумом и грохотом врывается взлохмаченный, воинственный, взъерошенный У х в а т о в. На руках у него завернутый в бумагу разбитый бюст. Федор Павлович сейчас отчаянный до невменяемости.
У х в а т о в. Где он? Где этот подлец? Я ему сейчас… Пустите меня! (Пытается штурмом прорвать оборону, то бишь оттолкнуть Гарика и Стеллу, загородивших дверь к шефу.) Пустите меня к нему!
Г а р и к и С т е л л а. Нельзя! Прием закрыт! Приказано не принимать! Гражданин! Гражданин! Я дружинников позову! Приказано не принимать!
На шум и крик сбежались К у д а с о в и С и л а н Д а н и л о в и ч.
У х в а т о в. Кого? Меня? Меня не принимать? Ах, он подлец! Да я его… Боже, как обернулось! (Зарыдал. Жалуется бюсту.) Я ведь для них богом был! Одного взгляда боялись! Богом был для них! Это же я их вывел! Я создал! Сотворил! А теперь… (Плачет.)
Г а р и к (декламирует). «И сотворил бог человека по образу и подобию своему… мужчину и женщину сотворил. И благословил их бог, и сказал им бог: плодитесь и размножайтесь, и наполняйте землю, и обладайте ею, и владычествуйте… над всею землею, и над всяким животным, пресмыкающимся по земле… И увидел бог все, что он создал, и вот, хорошо весьма. И был вечер, и было утро: день шестой».
У х в а т о в (бережно положил бюст на стол). Со-опля-ак!
Г а р и к (невозмутим). «Хорошо весьма» — пока не ушел бог на пенсию. А стал пенсионером, встретился со своим подобием и… харкнул от омерзения. На свое подобие неблагодарное!
У х в а т о в (опять пошел на штурм). Подонок! Дайте мне его! Пустите меня к нему! Пустите! Я должен! Я должен спросить его!
К у д а с о в (осмелел, увидя бывшего шефа раздавленным). Не хамите, Федор Павлович, не хамите! Не те времена! (Натравливает Силана.) Силан! Не моги молчать!
С и л а н. Хведька! Не хами нам! При служебных обязанностях!
У х в а т о в. Ах, и ты, нюхало?! Дьявол ты! Нечистая сила ты! Дьяволы вы! Все вы дьяволы!
Г а р и к (философски настроен). Все логично. Сотворив бога, человек вынужден был сотворить и дьявола. Иначе идея бога теряет всякий смысл.
У х в а т о в (будто хорек в ловушке. Метнулся к одной двери, к другой. Вдруг вспомнил дверь, загороженную старым колченогим шкафом, набитым «делами», предназначенными в архив). Нет! Нет! Я все равно доберусь до тебя! Я достану тебя! Не-ет! Шалишь! Я тебя выколупаю! Я спрошу тебя! (Натужась, отодвигает шкаф от двери. Делает это на пределе своих сил. С большим трудом отодвинул шкаф, обнаруживает на двери бронзовую голову льва с кольцом. Свирепо хватает за кольцо, рвет на себя дверь, еще попытка, и в руках Федора Павловича — вырванное с зубами из пасти льва кольцо. Растерялся.)
Н а т а л ь я Н и к о л а е в н а. Вот, Федор Павлович! Сам сотворив, сам и спроси… Спроси себя! Сам! Что ты сотворил?
У х в а т о в (узнает Наталью Николаевну). Вы? А-а-а, вы! Да-да-да-да! Спроси себя сам, отходя ко сну… Вот… Вот… Вот она ваша книжечка… Спроси себя… (Вынимает из кармана и протягивает Наталье Николаевне красную записную книжечку. Вдруг хватается за сердце и с предсмертным воплем падает перед дверью.)