Тетка Тодорана со своей пятилетней внучкой Тоткой, державшейся за ее подол, вошла в село с верхнего конца и, только вошла, закричала:
— Вот кизил, кизил! Кому кизила? Кизил на пряжу конопляную меняю!
Тотка, шедшая задумчиво рядом, держа ручонку за пазухой, вздрогнула от крика бабушки, вынула руку и уронила на землю черствую краюху хлеба. Подняв обмотанную старым желтоватым платком головку, она поглядела на бабку. Та закричала еще громче:
— Вот кизил, кизил! На пряжу меняю!
Не обращая внимания на ребенка, женщина шла и кричала; а девочка, не то от испуга, не то от конфуза, прижалась к ней еще ближе, опять спрятала ручку за пазуху и засеменила-засеменила ножками в грубых ременных лапоточках.
Крик тетки Тодораны разносился по всей сонной улочке, вспугнув несколько воробьев, усевшихся на осыпанном поло́вой плетне. За ближайшими воротами зарычала собака.
На селе только кончили обмолот. Кровли, изгороди, деревья — все покрывала мелкая пыль половы, а дороги и дворы были усыпаны соломой.
Тетка Тодорана шла себе полегоньку, медленной, спокойной, неторопливой походкой, и кричала. Это была сытая, дородная женщина, с круглым животом, открытым лицом почти без морщин, спокойными живыми глазами и без платка на голове. Нечесаные волосы ее тоже были полны половы и соломинок, упавших с деревьев на пути. Старый узкий сарафан, облепленный заплатами с грубыми нитками швов, еле вмещал ее толстое тело; большая грудь распирала нашивки грязной рубахи.
— Вот кизил, кизил!.. Вставайте, лентяйки, кизил продаю, — выкликала она, поправляя висящий у нее на спине тяжелый мешок.
Крики ее разбудили народ. Из калиток повылезали бабы, босые, без платков, в рваной одежде, сунув руки за пазухи. Сбежались ребята.
Все двинулись гурьбой за теткой Тодораной.
— Что у тебя, тетка Тодорана?
— Кизил, кизил… горный кизил. На пряжу меняю.
На площади тетка Тодорана остановилась и опустила свою ношу на землю у каменной церковной ограды.
Тотка встала около нее, сжавшись от испуга перед всеми этими незнакомыми людьми и стараясь спрятать голову бабке в колени.
Появились бабы и молодухи с мотками пряжи. Тетка Тодорана стала отмеривать им кизил зеленой тарелкой.
— Чего девчушка дрожит? — спросил кто-то.
— Озябла, да и уморилась. С ночи в пути-то.
— Да зачем ты потащила ее, горькую?
— Отдаю, милые, отдаю. Сиротой осталась, без отца, без матери, смотреть некому. Отдаю добрым людям. Может, найдется какая бездетная, сделает доброе дело — себе возьмет.
Тотка слушала, что говорит бабка, и не понимала. Но какой-то страх овладел ее существом, и она еще тесней прижалась к ней.
— Может, возьмут какие бездетные, приютят. Дитё ласковое, умное, послушное… Ну, дадут там чего — ржи, кукурузы либо шерсти, чего найдется, — сама-то я одинешенька, негде взять.
— Замуж иди, тетка Тодорана, не старая ведь еще. Лицо-то будто у девушки, — поддразнил кто-то.
— И пойду, — отчего не пойти? Ищи жениха, — весело, спокойно ответила тетка Тодорана и снова принялась выкликать: — Вот кизил! Кизил на пряжу меняю… И дитё отдам.
— Ах, какая хорошенькая… Глазки какие. Милушка, — воскликнула одна молодуха и протянула руку — погладить. — Как тебя звать?
Тотка спрятала лицо под руку к бабке. И от страха заплакала.
— Не плачь, не плачь, миленькая, — участливо продолжала молодуха.
— Известно, ребенок, — сердито, равнодушно отрубила тетка Тодорана. И почти закричала на молодую женщину: — Бери, бери, молодка. Коли нету детей, бери!
— Ну вот, Стояница, — вмешалась одна из присутствующих. — Вы ведь хотели приемыша взять, а его прямо тебе и привели.
— Да не знаю, что Стоян скажет, бабушка Дойна. Он мальчонку хотел.
— Мальчонку! Да на что тебе мальчонка? Пьяницей станет, все именье пропьет. Бери девчонку — ласковая будет, послушная. Семейству радость. Тебе помощница. В дом счастье принесет…
Красная, смущенная молодуха выбралась из толпы, перебежала через площадь и скрылась за углом.
— Видишь, Тодорана, Стояница — добрая. Дитю у ней хорошо будет, коли возьмет.
Слыша эти разговоры, Тотка заливалась слезами, уткнувшись в колени бабке.
— Не плачь, дурочка, — подтолкнула ее та. — Не плачь. У тебя мать будет. Слышишь? Любить тебя станет.
— Не хочу, не хочу, — простонала в ответ маленькая.
Скоро Стояница привела мужа.
Стоян нежно взял девочку за руку и хотел было повернуть ее лицом к себе, чтоб посмотреть, но она отдернулась и заревела еще громче.