Несмотря на убедительность представленного оратором списка, никто из перечисленных отстранен от участия в заседании не был, и дебаты продолжались три дня и три ночи, не приведя ни к какому решению.
На третий день великий святой Иоанн Златоуст устроил для всех участников ужин. Стол был накрыт под большим пологом виноградных лоз, увешанных зрелыми гроздьями.
Севши смиренно в ряд, приглашенные с чистой радостью сердца смотрели, как святой сам подносит яства белыми своими руками.
Но после первой же ложки св. Теодосий обернулся к св. Иоанну Златоусту со словами:
— Иван, а ведь похлебка не соленая.
Эти смиренные слова повторили хором все гости.
Святой Иоанн Златоуст молча встал с места, взял щепоть соли из солонки и прошел вдоль всего стола, делая рукой движение над сосудами, как бы солил содержимое.
Гости снова принялись за еду. И опять — хором:
— Иван, похлебка не соленая.
Святой Иоанн Златоуст снова взял соли из солонки и опять обошел весь стол, пронося соль над посудой, но не выпуская из щепоти.
Когда и в третий раз гости воскликнули:
— Иван, похлебка не соленая, — он, взяв соли в щепоть, посолил похлебку и, выпрямившись, промолвил:
— Как похлебка не становится соленой от того, что взглянешь на соль, так и зачатие человека не может совершиться от одного взгляда на мужчину. Да будет так, как устроил бог, — грех же, вплетенный дьяволом в наше зачатие, искупим покаянием. И да будет земным подвигом человека стремление души к богу через красоту и истину.
При этих словах св. Иоанна Златоуста все перекрестились и сказали:
— Аминь!
1909
ГЛАЗА СВЯТОГО СПИРИДОНА
Святой Спиридон был бедным сапожником. Склонившись над своим низким столиком с разбросанным на нем инструментом и уйдя в блаженные размышления о боге, он целый день работал. Единственным его отдыхом были минуты, когда он кротко и медленно жевал кусочек сухого хлеба или подымал глаза, чтобы кинуть взгляд в маленькое окошко — на прекрасный божий мир, вид которого всегда умилял его.
Холодная белая зима и знойное золотое лето одинаково радовали его. Весной, когда солнце растапливает снег, св. Спиридон любил вслушиваться в ровный, однообразный шум капели, падавшей с низкой стрехи его маленькой мастерской, и глядеть, как напротив, в саду перед церковкой, пускает почки сирень и расцветает яблоня. Сладкий аромат цветов переполнял тихую улочку и вливался волнами в тесную мастерскую, еще больше подвигая душу юноши к чистоте. В такие дни св. Спиридон с особенной радостью и надеждой размышлял о небесном, вставая порой с низенького табурета и высовываясь из окошка, чтобы взглянуть на небо.
Он был молод и пригож, но лесть и похвалы не опустошали душу его своей грешной суетой. Подвигом и покаянием мечтал он заслужить похвалу от бога, но считал, что недостоин ее, хоть и не имел никаких грехов. Единственным желанием его было очистить душу свою — так, чтобы она расцвела, словно яблоня перед храмом напротив, и аромат ее питал бы добродетели, как белый яблоневый цвет питает пчел.
Душевная красота его сказывалась и на тленной оболочке — теле. Этот бедный юноша был прекрасен. Лицо его сияло святой чистотой, и по мудрому челу, бежали, переливаясь, еле уловимые белые и розовые облака, словно по майскому утреннему небу. Синие его глаза, всегда радостно созерцавшие божественные предметы, были глубоки, словно озера, где трепещет отражение всех небесных светил.
Красивые и богатые городские девушки постоянно проходили по той отдаленной улице, где была сапожная мастерская юноши, ища случая увидеть его, — будто для того, чтобы заказать ему праздничные туфельки. Это приводило благочестивого юношу в ужас; заслышав веселый женский говор и шум шелковых платьев, он опускал свои чистые очи в землю и не подымал до тех пор, пока снаружи не воцарялось обычное для этой маленькой улицы тихое, веселое спокойствие.
Чтоб избежать малейшего соблазна, какой только мог появиться, он поставил у порога мастерской маленький ящик с пеплом. Каждая женщина, пришедшая с заказом, наступала туда, и сапожник брал мерку с ее следа. Ибо чистый юноша изгонял из души своей всякое помышление о женщине, способное нарушить его святое блаженство, и соблюдал глаза свои от малейшей тени соблазна, а руки — от соприкосновения с телом, рожденным для похоти.