— Принято! Принято! — закричали все в один голос.
Председатель позвонил. Вошел рассыльный.
— Отведите его на исследование, — распорядился председатель, указав на великолепный экземпляр.
Очередное заседание было отложено по случаю каникул.
Через два месяца, восстановив за лето силы, комиссия собралась снова.
— Приступим к анализу лица, о котором мы все хлопочем! — были первые слова председателя, и он велел рассыльному привести исследуемого.
— А он помер, — сообщил рассыльный.
— Как помер? — изумился председатель.
— Да так. Мы его кормить забыли.
Заседание было опять отложено.
1933
Перевод Е. Евгеньевой.
ЭВОЛЮЦИЯ ИДЕЙ
В кабинете ресторана «Народная трапеза» собрались четверо добрых приятелей, хотя и принадлежащие к разным партиям, но все — люди современные, политики высшего разбора, гастрономы, общественные деятели и, конечно, дельцы в хорошем смысле слова. Это последнее общее им всем качество было той золотой цепью, которая их объединяла, вопреки политическим различиям.
Созвал компанию по неведомому поводу на гювеч участник ее — Тоню Карарский, видный представитель одной из господствующих партий. Было уже половина девятого, стол стоял накрытый, ожидание длилось уже час, а гювеча все нет как нет.
Время от времени Тоню Карарский звал лакея и нетерпеливо спрашивал:
— Где же этот проклятый гювеч? Будем мы нынче ужинать или нет?
— Не готов еще, господин Карарский, — виновато отвечал служащий. — Скоро будет.
— Как «скоро будет»? Я с утра заказывал. Позовите хозяина!
Появился хозяин, высокий, толстый, любезный, угодливый, с большими закрученными вверх усами.
— В чем дело, Петко? Что с гювечем? Разве мы собрались здесь, чтоб мучиться?
— Спокойствие, спокойствие, господин Карарский. Готовится… Будет.
— Как «будет»? Я умираю от голода… Ради этого гювеча целый день постился.
— Что ж это такое? — закричали остальные. — Безобразие!
— Чем дольше ждете, господа, тем с большим аппетитом будете кушать, — возразил Петко, осклабившись и низко кланяясь.
— Ты смеешься, а нам не до смеха. Мы хотим есть, пойми!
— Принеси пока хоть водки и закуски. Кисленького чего-нибудь, понимаешь?..
Голод не тетка: при слове «кисленького» у всех потекли слюнки. Петко завертелся волчком и исчез.
— В такие вот моменты, господа, я вполне понимаю каннибалов и коммунистов… Голод учит многому, голод создал общество, и голод преобразует его… Да оно и требует преобразования, общество-то! Взять хотя этого типа, Петко: был официантом, стал миллионером и знать не хочет, что тут голодные сидят… Еще и смеется над нами. Вот против таких и нужна революция, большевизм: сорви с него засаленный фартук, отбери дома, деньги и пошли его на фабрику, машину вертеть! В один день брюха как не бывало. Что это за общественный порядок, который позволяет таким типам преуспевать и жиреть… Большевистский строй такому обществу! Чтоб каждого на свое место поставил!
Тоню Карарский возбужденно, нервно ударил кулаком по столу.
Тут официант торжественно внес водку и две-три тарелки с нарезанными солеными огурчиками и прочими возбуждающими аппетит снадобьями. Четыре друга с вожделением подняли головы и потянулись с вилками к тарелкам, прежде чем служитель успел поставить их на стол.
Через некоторое время другой официант, в сопровождении хозяина, принес гювеч. Аромат жареного наполнил комнату. Снаружи, в зале, заиграл оркестр.
Все четверо накинулись, как каннибалы, с ножами и вилками, на горячий гювеч.
Наступило молчание.
Вдруг Тоню Карарский изо всех сил застучал ножом по тарелке. Вошел один официант, за ним другой, но Карарский продолжал стучать.
— Марш! Вон отсюда! Позвать хозяина!
Вошел Петко.
Карарский как бешеный вскочил на ноги и закричал прямо в жирное лицо Петко, колотя кулаками по столу:
— Что ты мне принес? По-твоему, мы — кто? Свиньями нас считаешь? Я заказал этот гювеч еще утром, в семь часов…