Он писал, а дети по всей стране читали, учили наизусть, день и ночь непрерывно твердили эти сладкие стихотвореньица и рассказики, читали, смеялись, плакали, кричали, прыгали… И от частого чтения уменьшительных, вместо того чтоб расти, стали уменьшаться. Уменьшались, уменьшались и в конце концов превратились в маленьких воробышков и стали чирикать стихами.
Вот откуда произошли воробьи, Боба.
— А что писатель, папа?
— Писатель, писавший уменьшительными, тоже стал уменьшаться, Боба. Уменьшался, уменьшался, но, так как был не ребенком, а взрослым, то не мог превратиться в воробья и стал сорокой.
1933
Перевод Д. Горбова.
УДАЧНАЯ ОХОТА
К трактирчику у шоссе подошли один за другим трое друзей-охотников, усталые, измученные. И, к великому огорчению, с пустыми руками. За хозяевами, прихрамывая, понуро брели собаки. Вид у них был разочарованный, пристыженный, а печальные глаза выражали насмешку. Еще на заре охотники пустили их в редкий низкорослый лесок, покрывавший, куда только хватал глаз, окрестные холмы и овраги, и палили весь день. Собачий лай не утихал ни на минуту. Прислушиваясь к выстрелам и тревожным голосам гончих, каждый из охотников, рассыпавшихся по лесу, ждал богатой добычи.
Но успех охоты зависит и от везенья. А сегодня им не везло. Дурная встреча — и все насмарку. Ни одного зайца не убили, хоть они и выскакивали из каждого куста.
День был на исходе, вечерело. Пасмурное осеннее небо прояснялось. У трактира охотников ждал автомобиль. И вот они сошлись, унылые, недовольные.
Расположившись за столиком под акациями, у самого входа в трактир, они без всякого воодушевления вели отрывочный разговор.
— Экая неудача! Только патроны зря расстрелял. Ранишь его, а он, проклятый, в кусты уползет — и поминай как звали! Кругом кровь, а заяц как сквозь землю провалился.
— А у меня-то, у меня! Надо же, пальнул раз — и наповал! Лежит посреди поляны, не шевелится. Подхожу взять, а он — хоп! — прямо из рук улизнул. Что за чертовщина! Говорил ведь утром жене: не провожай ты меня, когда на охоту иду, не провожай! А она знай тащится до самой калитки.
— А я ведь возле семинарии живу. Только из дому вышел — навстречу поп. Конференция, что ли, у них какая. Всю неделю квартал кишит попами.
— И у меня дурная встреча была. Едва за порог ступил, глядь, в окне напротив соседка торчит, метелкой из чего-то пыль выбивает. Лентяйка несусветная, а тут — поди ж ты — в пять часов поднялась. Увидела меня и кричит: «В добрый час, в добрый час!» Я чуть не лопнул со злости: баба, да еще с метлой! Так и подмывало прихлопнуть ее на месте.
В этот момент показался четвертый из их компании, по прозвищу Рыжая борода.
Весь в поту, он еле тащил собственное брюхо. Расстегнутая рубаха прилипла к телу, охотничья шляпа с торчащим соколиным пером чуть держалась на затылке. Он остановился, обвел друзей взглядом, ухмыльнулся и, подняв крупного зайца, потряс им в воздухе.
Завидев его, товарищи повскакали на ноги с возгласами восхищения, однако зависть пронзила их сердца.
— Упарился тащить его, проклятого. Из-за него еще двух-трех упустил! — объявил Рыжая борода, подойдя к товарищам, и бросил зайца на землю.
Улегшиеся было под столом собаки лениво встали, обнюхали добычу, взглянули на хозяев и снова забрались под стол.
Рыжая борода подсел к компании, заказал кружку пива и торжествующе спросил:
— Ну, как дела? Палили вы здорово! Должно быть, весь автомобиль зайцами завален?
— Ни одного, ни одного, дорогой, — в один голос ответили друзья. — Ни единого…
— Да ну! А пальба-то какая!
— Все впустую… И все эта дурная встреча, черт возьми!
— А я, только мы разошлись, — принялся рассказывать Рыжая борода, — выбрался вот туда наверх, на широкую такую полянку. Не успел приготовиться, собака залаяла, и прямехонько на меня — заяц. Вскидываю ружье, бац! — мимо. Утек, шельмец, цел и невредим! Собака оторопела от выстрела и потеряла след. Ждал, ждал — ничего. Спустился я в овражек. Отличное местечко, думаю, — должны тут зайцы быть. Только подумал — один из-под самых ног выскочил. Нажал курок, — тра-аах! — а косой уши прижал, и след его простыл… Заряд, видно, слабый, решил я. Достал другие патроны. В прошлом году еще итальянским порохом их начинил. Заряжаю ружье. Заряжаю, а самого зло разбирает. Зову, зову собаку — сгинула куда-то! Наконец слышу поблизости: гав-гав, гав-гав! В кустах около меня зашелестело, гляжу — один заяц выскакивает, за ним другой, третий — все из одного места. Прицеливаюсь и с наполеоновским спокойствием стреляю в последнего — пригвоздил на месте, стреляю по второму — тот взвизгнул и, волоча зад, скрылся в кустах. Поднимаю добычу и бросаюсь с собакой подбитого искать…