— Во гресех роди мя мати моя, — промолвил Дядка и осушил весь стакан до капли.
— Вот теперь молодец, Дядка! — одобрил Гавриил и похлопал его по плечу.
— Все суета… все. Суета сует, — заключил Марко.
— Правильно. Для таких безусых, как ты, — в самый раз, — ответил язвительно Дядка.
— Что верно, то верно! — воскликнул, ударив по столу, сторож.
— Саранча! — обозлился Марко и стал ругаться.
— Тсс! — строго остановил староста и погладил свои серповидные усы.
Пятый посетитель, дед Йорго, сидевший в сторонке, опустив голову, повалился на длинный рундук у стены и захрапел.
Сторож окинул его насмешливым взглядом, потом, махнув рукой, промолвил:
— Эх, прошло твое время, де-е-ед!
И поник головой.
Марко вздохнул. Гавриил опрокинул еще стакан. Дядка замурлыкал какую-то песенку. Стоявшие до тех пор стенные часы неожиданно начали бить. Над рюмками поднялась заспанная голова корчмаря, поглядела на пьяниц, зевнула, чихнула и опять упала на прилавок. Марко затянул пискливым голосом что-то церковное. Дядка стал подпевать мягким тенором. Гавриил и Пелинко подхватили:
Хриплые голоса протяжно затрепетали, потом понеслись вперебой и слились наконец в нестройный, но мягко звучащий хор. Висевшие над стойкой медные ведра откликнулись тихим, звонким отголоском.
Тут в корчму вдруг вошел сын Дядки Павел. Бросив гневный взгляд на захмелевшую компанию, он подошел к отцу и начал теребить его за плечо.
Павел, здоровый и крепкий семнадцатилетний парень с умным лицом и высоким лбом, был с детства глухонемым. Когда отец напивался, Павел весь дрожал от гнева и отвращения; не раз он выволакивал отца из корчмы и бил его, и никто не мог этому помешать. По обгорелому лицу его и приставшим к одежде соломинкам было видно, что он — прямо с поля. Он дергал отца все сильней, что-то лопоча и говоря руками и глазами.
— Зовет меня. Я пойду, — сказал Дядка.
— Ха! Больно ты ему теперь нужен, — заметил Гавриил.
Немой мычал, махал руками. Видимо, сердился. Марко, может быть желая показать свою учтивость, налил стакан вина и подал ему. Тот схватил стакан и выкинул его за дверь, так свирепо глянув при этом на безбородого, что тот задрожал.
— А… ббб… пп-п… — Угрожающе сверкая глазами, Павел поднял свой громадный кулак и показал его бражникам.
Корчмарь вышел из-за стойки.
— Ну, будет, Дядка… Ступай себе!
Дядка поднялся с места.
— Э… коли не хочешь нам попеть, ступай! Скатертью дорога! — сказал Пелинко.
Гавриил стал разговаривать жестами с немым. Дядка, шатаясь во все стороны посреди комнаты, крикнул корчмарю:
— Запиши… там… сколько с меня.
— Э-э, нет, плати, Дядка, так нельзя!
— Нечем… Пиши и помалкивай, а то вон видишь — немой: он, чего доброго, нам обоим пропишет.
Немой опять поймал отца за рукав, вытащил у него из-за пояса свясло, которым перевязывают снопы, и шагнул к двери. Дядка пошел было за ним, но Павел что-то энергично залопотал, махнул рукой и быстро вышел.
— Не хочет меня брать, осел упрямый! Грех, говорит, идти мне пьяным в поле, где хлеб родится… Эх, верно говорит… умник мой Павел! И что он меня не поколотил? Поделом бы мне.
Дядка опять сел на свое место. Гавриил протянул ему стакан.
— Пей… Павел умней тебя… куда умней!
— Куда умней… В мать пошел, царство ей небесное… Эх, горе мое горькое!
— Другую найдешь, Дядка, — засмеялся было Марко.
— Ты, безбородый, помалкивай, — косо глянул на него Дядка. — Не женюсь я больше… Было и… сплыло.
— Давай тебя женим, Марко, — захохотал Гавриил. — Бросила тебя твоя бесстыжая, а мы другую подберем…
— Слушай, безбородый, скажи по совести, почему от тебя Станка сбежала, а? Тут свои все… Да еще замуж вышла, шельма! Год прожила и бросила. Не иначе, как были причины, — стал задирать Пелинко.
— Причины… Какие там, к черту, причины, — возразил Марко.
— А правда, будто она второй раз замуж выходила, так девкой оказалась, а? — лукаво подмигнул Пелинко.
Дружный, продолжительный хохот потряс стены корчмы. Дед Йорго проснулся, стал протирать глаза. Марко разразился целым потоком ругательств. Это еще больше рассмешило его товарищей. Он несколько раз ударил кулаком по столу и хотел уйти.
— Коль вы такие ослы — прощайте!
— Марко, постой… Я спою! — крикнул ему вслед Дядка.
Марко обернулся с улыбкой.
Пелинко вынул разобранную свирель и начал ее составлять.