Это было в прошлом году, в ту же пору — осенью. Нонин, как обычно, пошел в школу рано, уверенный в том, что она, как всегда, уже там и можно будет наконец признаться ей в своих чувствах.
Он вспомнил, как беспомощны были все его попытки скрыть безумное волнение, охватившее его в ту минуту, когда он поднимался по каменной лестнице школы, и как долго топтался он перед дверью, не решаясь войти в учительскую. А когда вошел и поздоровался с ней, не услышал собственного голоса. Она тоже смутилась и покраснела. Долгое время оба они не знали, что сказать, и не осмеливались взглянуть друг на друга. Наконец она заговорила. Тогда он, чтобы придать себе храбрости, начал рассказывать что-то смешное, какой-то пустяк, но она вдруг прервала его, воскликнув:
— Ой, врешь, врешь!
И шутливо подпрыгнула. Это был вызов. Она оказалась смелее его… она, заурядная девушка! Кокетничала, лукавила, притворялась…
Нонин несколько раз повторил последнюю фразу, и мысли его запутались в ней, словно рыбацкая сеть в колючем кустарнике, так что не отцепишь.
«Неужели притворялась? — задавал он себе вопрос. И отвечал: — Да, притворялась… Начала притворяться с первого дня, с первой минуты моей любви! В какой смешной театральной позе стояла она передо мной, с каким драматизмом повторяла: «Ой, врешь, врешь!»
Нонин снова погрузился в воспоминания об этой минуте, и сеть его мыслей запуталась в новом кустарнике, обвившись вокруг него.
— Чудеса! — произнес он вслух.
И нить воспоминаний потянулась дальше. Вот сцена, смешная сцена его торжествующей любви. Славка все повторяла:
— Врешь!
— Нет, сударыня, я не вру! — И он встал перед ней.
— Врешь!
— Нет.
— Врешь!
— Нет.
Он топнул ногой и погрозил ей. Она бросилась бежать, он догнал ее, страстно обнял…
— Да… да!.. — опять подумал он вслух. — Я обнял ее, и она вся преобразилась, задрожала, закрыла лицо своими красивыми руками и прижалась ко мне.
Вспомнил он, с каким волнением шептал ей: «Я люблю, безумно люблю тебя, Славка, моя маленькая Славка!..»
А она долго молчала, не отнимая рук от лица, и только вздрагивала.
Он хорошо помнит, каким упавшим голосом спросил ее:
— Ты плачешь, Славка?
Тогда она вздрогнула и начала громко всхлипывать. Это его испугало. Ну, как войдут товарищи?!
— Славка, не плачь! Я тебя огорчил?.. Оскорбил своей любовью? Прости меня, детка!
Нонин долго не мог оторваться от этих воспоминаний. Как он умолял ее, как ему самому хотелось заплакать. Как он потом осмелел и отнял ее руки от лица. Как она улыбнулась и склонилась над столом. Учительская, со всеми ее пыльными шкафами и школьными принадлежностями, встала перед его глазами. И посреди нее он увидел самого себя, смущенного, испуганного, кающегося перед этой зардевшейся от стыда, хорошенькой черноглазой девушкой.
— Гм, — пробормотал Нонин с усмешкой. — Как жалкий раб, унижался я, проклинал себя, осуждал и горько раскаивался… А она? Как сейчас вспоминаю: хоть бы слезинка навернулась ей на глаза! Она не плакала. Она притворялась, обманывала, хитрила.
И он отчетливо, как никогда, представил себе все их встречи и разговоры, казавшиеся ему в ту пору такими трогательными. Сколько лицемерия, сколько женского лукавства обнаруживал он в них теперь!.. Она уверяла, что любит его, а в то же время писала любовные письма этому ненавистному человеку, с которым нынче венчается, над которым смеялась, которого презирала и осуждала.
«Меня жестоко обманывали. Жестоко! Как же все это произошло? Как? Вот чего я не могу понять…»
Вдруг из-за села донеслись тонкие протяжные звуки кларнета и сейчас же вслед за тем — бой барабана. Эти резкие звуки мало-помалу приближались.
Нонин вздрогнул. Свадьба Славки началась.
«Уж не сон ли, не сон ли это? — спросил он сам себя. — Неужели вчерашние милые надежды, вчерашние светлые мечты, так окрылявшие меня, порожденные такой любовью, рушатся?»
Мучимый бессильной ревностью и обидой, он не знал, что предпринять.
«Убить ее… или похитить во время свадьбы, из-под венца?» — пришла ему вдруг странная мысль. И больная фантазия его разыгралась.
«Может быть, она обманута, гибнет? Я должен спасти ее! Ведь она обручилась всего неделю назад… Обручилась через день после самой счастливой нашей встречи. Как могла она так поступить? Нет, она гибнет! Может быть, она раскаивается, с нетерпением ждет моего слова, моей помощи? Я весь свет переверну, черт побери!»
Нонин начал одеваться, накинул на плечи пиджак и стал быстро, взволнованно ходить по комнате, весь отдавшись мечтам о том, как он совершит геройский поступок — похитит Славку или убьет ее.