Выбрать главу

Душко пытался продолжать. Энергичным жестом он воздел руку к низкому потолку и замер в этой позе, вдохновенно глядя на друзей.

— На началах равенства, так сказать… отчасти… по силе возможности…

Но тыква снова вторглась в поток его мыслей. Душко совсем обессилел. Он опустил руку и проговорил мягким, прочувствованным, ласковым голоском, без всяких намеков на пафос:

— Знаете что, господа? Давайте испечем как-нибудь тыкву. В складчину! Стоит она не бог весть сколько. И еще попируем.

Наступило короткое молчание. Потом закричали «ура», и ресторан Калчо дрогнул от рукоплесканий.

— Принято! Принято!

— Сейчас же! — раздался чей-то голос.

— Приня-то-о-о!

В какие-нибудь пять минут была открыта подписка, собрана нужная сумма и тыква куплена и отправлена в пекарню.

Душко находился наверху блаженства.

И когда через час тыква была готова, он пожелал сам принести ее.

Но…

Возвращаясь с подносом, распространявшим аромат печеной тыквы, Душко в темноте повстречал господина управляющего.

— А-а, господин Душко! — воскликнул тот. — Вы испекли себе тыкву? Очень, очень рад. Значит, желудок ваш исправился?

Душко будто воды в рот набрал, — ни слова не мог вымолвить.

Когда он принес тыкву на стол к приятелям, они сразу заметили, что он бледен как мертвец.

— Что с тобой? — удивились они.

— Что-то плохо себя чувствую, — ответил Душко, бессильно опускаясь на стул в углу.

Он просидел там весь вечер, мрачный и безмолвный. Погрузившись в какие-то невеселые размышления, он даже не смотрел на приятелей, уплетавших за обе щеки сладкую тыкву.

— Душко, попробуй, братец! — предлагали они.

— Аппетита нет, — отвечал он с печальным, убитым видом, жалобно добавляя: — Плохо, плохо мне, милые. Видно, помру скоро…

1904

Перевод Д. Горбова.

ДУША УЧИТЕЛЯ

Крестьяне села Криво-Школо давно знали, что учитель их болен и вот-вот умрет.

Он начал сохнуть от какой-то непонятной болезни и с каждым днем становился темней лицом и худей телом, а глаза у него горели все ярче и делались совсем светлыми, страшно светлыми. В узкой груди его завелся сухой кашель, безжалостно разрывавший ее, и бедняга никак не мог его выкашлять. Крестьяне видели, как вечером больной учитель возвращается из школы, усталый, измученный, через каждые двадцать шагов останавливается и долго кашляет.

— Ишь мается, сердешный, — говорили они. — Видать, недолго протянет.

— Съела его школа чертова. Всю кровушку хлев этот высосал!

В самом деле, школа была низкая, тесная, пол земляной, без половиц, окна узкие, в комнатах грязно и не повернуться — полно ребят: вот в какой обстановке работал учитель. Целые годы слабая грудь его вместе с воздухом, который дан богом на то, чтоб освежать кровь, непрестанно вдыхала пыль и миазмы всяких деревенских болезней.

И вот в один прекрасный день, окончив занятия в школе, учитель пришел домой, лег и помер. Как по писаному. Ничего не поделаешь — все под богом ходим!

Освободилась душа бедного учителя, оставила сухое, безжизненное тело и села у ворот — дожидаться, когда посланцы небесные отведут ее куда полагается: либо в рай, либо в ад.

Ждет-пождет душа — никого нету.

«Что за притча? — подумала она, сидя на пороге. — Коли так, мне и вернуться недолго».

Но поглядела на тощее, мертвое тело, которое только что оживляла, и поняла, что не много счастья сулит ей возвращение. Опять скитаться из одного села в другое, опять заимодавцы, опять старосты, опять грязь, холод…

И сильно душа вознегодовала:

— Какая несправедливость! Держать меня здесь, чтоб я нюхала запах этого мертвого тела, что так глупо растянулось вон там, а прежде столько лет таскало меня, кормя одними мечтами да идеалами. Я сыта по горло. Мечтала я о том свете и отправлюсь на тот свет. Посмотрю, как там. Неужто опять заметки в газеты писать?

Душа задрожала от гнева и холода.

Дело было зимой. Сухой мерзлый снег покрывал все вокруг. Холодный синий туман стлался как плащ по полям и лесам. Деревья скрипели от мороза. На дорогах — ни души.

Вдруг из тумана выбежали гуськом двое неизвестных. Они так торопились, что из-под ног у них — снежная пыль столбом.

«Э! — вздрогнув, подумала душа. — Уж не инспектор ли? Вот история! Нынче будний день; войдет он в школу, а там пусто… Где учитель? Помер. Как? Без разрешения? И пошли выговоры… штрафы… увольнения… Впрочем, теперь мне все равно».