— Вот они, рабские душонки, — заметил Дьявол. — Только и знают, что песенки петь своему господину, подслуживаться к нему, ябедничать. Больше ничего не умеют. А чуть обидишь их, сейчас в слезы.
И Дьявол принялся снова насвистывать, смеясь.
— Э, дорогой мой, — похлопал он по плечу плачущего ангелочка. — Я вот никому не жалуюсь, и мне никто не жалуется. Вот он я: сам себе господин, сам себе слуга! Свободен как ветер. Трам-тара-ра-рам, ра-рам… — запел он и, обернувшись к душе, прибавил: — Ну, учитель, идем со мной! Брось этого сентиментального ангелочка.
— А я с вами на самом деле буду свободен как ветер? — спросил учитель.
— Само собой! — ответил Дьявол. — Это наш принцип: делать всех свободными. Из-за ангелов земля переполнилась несчастными и рабами.
— И можно будет говорить все, что захочешь? Ну, там… насчет партий, газет, политики? — с воодушевлением продолжал учитель.
— Да будет тебе, — закрыл ему рот рукой Дьявол. — Идем!
— Идем! — воскликнул учитель.
— Остановись, ты ведь праведник! Не ходи с ним! — воскликнул ангелок.
— Отстань! — с презрением оттолкнула его душа учителя и, вскочив на крылья демона, полетела в пространство — вольно, весело, как ветер.
1904
Перевод Д. Горбова.
ХИТРЮГА
Арестант Петко Лисичка, мелкий вор, идет впереди, а в трех шагах позади него, с винтовкой на плече, шагает полицейский Иван Безбородый.
В поле ни души. Дорога грязная, и ей не видно конца. Земля вокруг мертвая, мокрая, словно старуха утопленница. Небо нависло над ней, полное туч, угрюмое, беспросветное.
— Выбрали время вести меня, господин унтер-офицер! Не могли подождать, — говорит Лисичка, шлепая по грязи, засунув руки в карманы своих линялых, грязных до пояса шаровар. Маленькие серые глазки его так и шныряют по сторонам, словно высматривая, нельзя ли чего стащить.
— Не мое дело. Начальник приказал — и веду! — отвечает полицейский, топая сапогами по его следам.
— Начальник ослеп, не видит, — так у тебя что, языка нету сказать ему? — возражает арестант.
— Как я ему скажу? Начальник он, а я обязан приказы его исполнять. Не положено мне с ним разговаривать, — важно заявляет полицейский, поглаживая несуществующие усы.
— А как же я с тобой разговариваю?
— То дело другое.
— Как другое? Ты ведь тоже начальник, можно сказать, а я — твой подчиненный.
— Ты по службе не подчинен, — объясняет полицейский. — А так, вольный…
— Дай тебе боже такую волю!
Лисичка, обернувшись, тихо засмеялся в лицо полицейскому.
— Ну, а ежели, к примеру, начальник прикажет тебе родного брата побить, ты что сделаешь, господин унтер?
— Побью — и вся недолга!
— Как это так — побью? И не пожалеешь? За грошовое жалованье брата родного бить! Неужто совести хватит? — продолжал Лисичка.
— Оно, конечно, коли поразмыслить, так, пожалуй, не того… Да что поделаешь — приказ! — смущенно ответил полицейский.
— Ну, так и тебя нечего жалеть!
Арестант опустил голову и продолжал молча шлепать по грязи.
— Ишь ведь какой ты вредный! — проворчал полицейский. — В самую грязь норовишь влезть. Шел бы вот здесь, по следам, где люди шагали…
— Находился я по чужим следам; оттого и в лапы к вам попал, господин унтер-офицер.
Лисичка отлично знает, что конвоир его — вовсе не унтер-офицер, но нарочно льстит ему.
— По речам твоим, приятель, видать, что ты не глуп. А воровством занялся…
— Если б в Болгарии умные воры перевелись, что бы с этой страной стало! Несдобровать бы ей, господин унтер-офицер!
Наступило молчание. Лисичка шел понурившись и о чем-то думая. Полицейский подобрал полы шинели и выругал погоду. Поле кончилось; дорога пошла в гору, взбираясь на поросший кустарником холм. Крупные капли недавнего дождя висели на голых ветках. Сваленные в кучу при дороге огромные мокрые камни напоминали каких-то странных животных, спящих, как всё вокруг. Над путниками бесшумно пролетела какая-то птица.
— Эх, жаль, я не птица! — вздохнул полицейский, еле переставляя ноги в тяжелых подкованных сапогах. — Как мне было бы легко!
— Славное дело — летучий полицейский! — засмеялся арестант, продолжая думать о своем. — Вы и так-то суетесь куда надо и не надо. А стань вы птицами, что бы было!..
— Лишь бы не попадать в капкан — вот как ты! — ответил полицейский.
Наступило опять молчание. В нескольких шагах от них на дорогу выскочил и застыл от страха заяц.