Цыганок вздохнул. Повернувшись к знахарю, он робко спросил:
— А можно, дядя Горан, в наших местах разрыв-траву найти?
Тот поглядел на него искоса и промолвил:
— Можно… Только трудно.
— Эх, кабы найти! — вздохнул цыганок, взволнованный далекой перспективой неизведанного счастья.
— Редкая это травинка, Рустем. Больно редкая…
— Я уж два лета ищу, дядя Горан, и еще два искать буду, а найду.
Цыганок горел, как свеча, неясной, темной надеждой.
Оба умолкли. Некоторое время царила тишина. Маленькая тучка проплыла под солнцем и исчезла. Неподалеку дятел стукнул многозначительно три раза по стволу старой вербы и спрятался.
— У кого эта травка есть, тому больше ничего не надо, — вздохнул Рустем. — У того будет все, чего он только захочет. Коня заведет такого, чтоб звезды с неба доставать, скрытый клад найдет, на девушке женится, которую сердцем пожелает.
— Гмм, — улыбнулся знахарь. — Акима тебе голову вскружила, парень. Не показывай своей слабости женщинам, а то никакая разрыв-трава не поможет. Будешь по полю бродить привидением, сердце себе надрывая.
Цыганок покраснел от стыда, и глаза его подернулись влагой любовного воспоминания.
— Акима не хочет больше идти за меня.
— Не хочет добром, так увозом бери.
— Да я уж схватил было раз, дядя Горан, а она — в слезы, отпустить просит. Ну, я пожалел, отпустил.
— Больно ты жалостливый, братец.
— Она еще прошлый год сказала мне: ждала я тебя, Рустем, больше не могу. Замыкаю сердце свое. Теперь только разрыв-травой разомкнешь его. С тех пор вот повсюду хожу, разрыв-траву ищу. Все поле обыскал, травинку за травинкой. Не ем, не пью — хожу, ищу.
— Ищи, ищи, милый; может, повезет, — ответил знахарь и глубоко задумался. — Как нам жить, не гоняясь за маревом?
Он развязал кисет и, вытряхнув пепел из трубки, начал, сопя, понемногу набивать ее. Было уже далеко за полдень, и тени верб, словно томимые жаждой, приникли к реке.
— Ты белую кукушку видел, Рустем? — многозначительно спросил знахарь и, важно покачав головой, сильно затянулся трубкой.
— Не видал, дяденька.
— Гм, я — тоже…
— А бывают? — спросил цыганок, вытаращив глаза от любопытства.
— Бывают, как же, да где увидишь? Попадись мне такая, я бы наделал делов. Было время, мы с отцом на Тузлук ходили искать. Говорят, там ее видели.
— А на что такая птаха? Летом — ку-ку, ку-ку, а зимой — улетела в заморские страны.
— Эх, ничего-то ты не знаешь, парень… Еще в старые времена был где-то церковный клад — в пещере одной. Да какой клад-то! Триста буйволовых шкур, полных золота. Как прятали, пятьсот ступенек ко входу пещерному в скале выбили, а потом одну за другой заровняли. А впереди, у самой норы, змей сидит — стережет. Да какой… Страшное дело!
— И-и-и! — воскликнул в испуге цыганок.
— Только не живой, сделанный. И пошло на него сто ок воску, а чешуя — из червонцев, а глаза — камни драгоценные.
Цыганок зачмокал губами от изумления, завороженный волшебными речами знахаря.
— В этой вот пещере и живет белая кукушка, которую господь бессмертием благословил. Значит, не умрет она во веки веков. Та белая кукушка прежде царской дочерью была. Влюбилась в бедного солдата, часового в царском дворце. Отец рассердился и кинул солдата в печь огненную. Дочь с горя тоже кинулась и сгорела. Но бог превратил ее душу в белую кукушку.
Знахарь откашлялся и замолчал. Река тихо, ровно шумела, словно продолжая чудную сказку. Сердце Рустема, взволнованное подвигом влюбленной девушки, колотилось неудержимо.
— А потом что, дядя Горан?
Знахарь вытянул онемевшие ноги, закряхтел и встал.
— Коли увидишь эту кукушку, — сказал он, — поклонишься ей в землю и крикнешь три раза: «Сестрица, белая куковица, он все тебя любит!» — она сведет тебя в пещеру и отдаст скрытый клад.
И он снова вошел в реку, нагнулся и стал всматриваться в песок.
— Будь у меня разрыв-трава, я бы, может, увидел и кукушку эту! — сказал Рустем.
Он тоже встал на ноги, поглядел на солнце и пошел по лугу, копаясь палкой в траве.
День притих и, затаив дыханье, стал вслушиваться в мечтательную песню реки, в ее глубокие прерывистые вздохи, недомолвки, томления.
Дятел несколько раз громко стукнул в ствол старой вербы и тоже заслушался.