Они были у Найтсбриджа. Оставалось ублажать его до поворота с Кенсингтон-Черч-стрит на Викаридж-Гарденз, где жили Годфри с Чармиан.
— Я написала Эрику про его книгу, — сказала она. — Он, конечно, унаследовал некую толику былого блестящего стиля своей матери, но думается все же, что тема как таковая лишена того отблеска радости и надежды, которыми отмечены были тогдашние подлинные романы.
— Прочесть книгу мне было попросту не под силу, — отозвался Годфри. — Не смог, да и все тут. Комми, понимаете, какой-то вояжер из Лидса с женой в одном номере с этим, как его, библиотекарем-коммунистом… Это что же выходит?
Эрик был его сын. Эрику было пятьдесят шесть лет; недавно он опубликовал свой второй роман.
— Далеко ему до Чармиан, — сказал Годфри. — Старайся не старайся.
— Ну, я с этим не вполне согласна, — сказала Летти, видя, что они подъезжают к дому. — Эрик владеет той жесткой реалистичностью, которой Чармиан никогда…
Годфри вылез и хлопнул дверцей. Дама Летти вздохнула и последовала за ним к дому, ах, не надо было ей ехать.
— Вам повезло вчера с кинокартиной, Тэйлор? — поинтересовалась Чармиан.
— Я не Тэйлор, — сказала дама Летти, — и, между прочим, как мне помнится, ты последние двадцать или около того лет называла Тэйлор «Джин».
Приходящая экономка мисс Энтони внесла кофе с молоком и поставила его на низенький столик.
— Вам повезло вчера с кинокартиной, Тэйлор? — спросила у нее Чармиан.
— Да, благодарствуйте, миссис Колстон, — отозвалась экономка.
— Миссис Энтони — не Тэйлор, — процедила Летти. — Нет здесь никакой Тэйлор. И вообще ты ее с очень давних пор называла по имени — «Джин». Ты разве что в девичестве именовала Тэйлор — Тэйлор. И уж во всяком случае, миссис Энтони совсем не Тэйлор.
Явился Годфри. Он подошел с поцелуем к Чармиан. Она сказала:
— Доброе утро, Эрик.
— Он не Эрик, — воспротивилась дама Летти.
Годфри насупился в сторону сестры. Слишком она была похожа на него. Он развернул «Таймс».
— Нынче много некрологов? — спросила Чармиан.
— Перестаньте смаковать, — отрезала Летти.
— Хочешь, милая, я прочту тебе все некрологи? — сказал Годфри, шелестя страницами и отыскивая нужную, назло сестре.
— Я вообще-то хотела бы новости с фронта, — сказала Чармиан.
— Война кончилась в одна тысяча девятьсот сорок пятом, — заявила дама Летти. — То есть, конечно, если речь идет о последней войне. Впрочем, ты не про первую ли мировую? Или, чего уж там, про Крымскую, а?..
— Летти, прекрати, — сказал Годфри. Он заметил, что Летти подняла чашку нетвердой рукой и что ее широкая левая щека явственно подергивается. И подумал, насколько же он бодрее сестры, хоть она и моложе: всего-то ей семьдесят девять.
Из-за дверей выглянула миссис Энтони.
— Спрашивают по телефону даму Летти.
— О боже мой, кто спрашивает?
— Он не назвался.
— Спросите, пожалуйста, кто.
— Было спрошено. Он не назва…
— Я подойду, — сказал Годфри.
Дама Летти пошла вслед за ним к телефону и расслышала мужской голос.
— Передайте даме Летти, — донеслось из трубки, — пусть помнит, что ее ждет смерть.
— Кто говорит? — спросил Годфри. Но тот уже повесил трубку.
— За нами проследили, — сказала Летти. — Я никому не говорила, что еду сюда.
Она оповестила о звонке помощника инспектора. Он спросил:
— Вы точно никому не упоминали о своем намерении переехать к брату?
— Разумеется, нет.
— А ваш брат что, слышал этот голос? Он сам подходил к телефону?
— Сказано же вам, он и взял трубку.
Годфри она сказала:
— Хорошо хоть, ты взял трубку. Подтверждаются мои данные. Я только сейчас поняла, что полиция очень сомневалась.
— В чем сомневалась — в твоих словах?
— Ну, они, вероятно, думали, что это все — плод моего воображения. Теперь, может быть, пошевелятся.
Чармиан сказала:
— Как то есть полиция?.. Что вы там говорите про полицию? Нас что, ограбили?..
— Меня донимают хулиганством, — сказала дама Летти.
Вошла миссис Энтони и стала собирать со стола.
— Кстати, Тэйлор, сколько вам лет? — спросила Чармиан.
— Шестьдесят девять, миссис Колстон, — отозвалась миссис Энтони.
— А когда вам исполнится семьдесят?
— В ноябре, двадцать восьмого.
— Вот и прекрасно, Тэйлор. Вы тогда станете совсем нашей, — сказала Чармиан.
Глава вторая
В одной из палат лечебницы Мод Лонг стояло двенадцать коек, занятых престарелыми пациентами женского пола. Старшая сестра называла их Чертовой Дюжиной, не ведая, что чертова дюжина — это тринадцать: именно так и облезают крылатые слова.