Подъехала машина Уолли, и он вошел улыбаясь:
— У миссис Ричардс была операция. Хорошо, что я к ней заглянул. Она не сможет работать еще пару недель. Так-то она — сама надежность, я знал, с ней что-то случилось. Впрочем, ничего серьезного, швов она мне не показала. Мужчины так всегда показывают.
Я сказала:
— Я говорила тебе, что «Общество автобиографов» перекочевало в Нортумберленд, в особняк к сэру Квентину?
— Да забудь ты про них, Флёр! Мерзкая была служба, и по тому, как ты говоришь, совсем не для тебя. У Эдвины с ними тоже ничего общего. Не повезло ей — вместо сына псих чокнутый. Но она такая старая, может, ей уже без разницы.
Тогда я решила изгнать «Уоррендера Ловита» из своих мыслей, для чего пустилась рассказывать Уолли о своем новом романе «День поминовения». По-моему, ему было достаточно интересно. Поужинав, мы пошли выпить в бар. Вернулись вдоль берега речки и сразу — в постель. У нас попросту ничего не получилось. Я так старалась не уходить в себя и не «исчезать» от Уолли, что слишком сосредоточилась на происходящем. Я поняла, что слежу за каждым движением Уолли, я поймала себя на том, что считаю. В отчаянии я попробовала думать о генерале де Голле, но от этого все стало еще хуже, много, много хуже.
— Боюсь, я перебрал пива, — сказал бедняга Уолли.
Утром мы с часок провели на реке, затем, закусив, прибрали в домике и пораньше подались в Лондон. Уолли высадил меня у моего дома в самом начале шестого.
В полночь — снова Дотти. Надела халат и впустила.
— Сэр Квентин погиб в автокатастрофе. Столкнулись лоб в лоб вчера вечером, — сказала она.
— А в другой машине? Кто-нибудь пострадал?
— Тех тоже насмерть, — ответила Дотти с раздражением, означавшим, что в настоящую минуту ей приходится разговаривать с дебилкой, не способной отличить ядро от скорлупки.
— Сколько было в другой машине?
— По-моему, двое, но дело в том…
— Слава богу, он умер, — сказала я.
— Потому что это доказывает убедительность твоего «Уоррендера Ловита».
— При чем здесь «Уоррендер Ловит»! Это совсем другое дело. Он был зло в чистом виде.
— Они все были там и ждали его приезда, — сказала Дотти.
Я выставила Дотти.
Сюжет «Уоррендера Ловита» и вправду был убедительным. То, что я в нем описала, хотя и отличалось от действительности, но могло произойти. Мой «Уоррендер Ловит» был убедительным, и я решила, что его первая глава, которая не давала мне покоя в домике Уолли, вполне сойдет в ее существующем виде.
На другой день в десять утра я позвонила мисс Фишер на Халлам-стрит. По ее словам, Эдвина мужественно перенесла страшное известие. У нее был врач. Все в порядке, Эдвина ведет себя очень спокойно.
После похорон ко мне подошла Берил Тимс и сказала так, чтобы услышала Эдвина:
— Вам придется как-то договариваться с леди Эдвиной. Собственность сэра Квентина отходит к ней, а акта на имущество в мою пользу нет.
— Эдвина, — сказала я, — миссис Тимс пришла выразить свои соболезнования.
— Я заметила ее присутствие, — сказала Эдвина.
И я покатила ее восвояси — прямую, в ее блестящем черном платье. Меня потрясло, что Берил Тимс выразилась почти теми же словами, что моя Шарлотта на похоронах Уоррендера.
От похорон и до того дня в конце июня, когда я сидела на кладбище и писала стихотворение, Дотти, не скупясь, выкладывала мне все новости о членах распавшегося «Общества».
— Мы хотели бы знать, — сказала Дотти, — о судьбе биографий. Им так и не довелось их прочесть.
— Эдвина уничтожила биографии.
— А она имела право?
— Полагаю, имела.
— Не ты ей случаем подсказала?
— Нет, она просто сообщила мне, что велела мисс Фишер уничтожить бумаги. Ничего интересного, да и негде их было хранить.
— Бедная Берил Тимс. Он обещал распорядиться имуществом в ее пользу. Ты знаешь, что Эрик Финдли вернулся к жене?
— Я не знала, что он от нее уходил.
— Ну, Флёр, он же бросил ее ради тебя. Так в его биографии. Ты, Флёр, состояла с ним в связи. Я своими глазами видела все это написанным черным по белому. Сэр Квентин мне показывал.
— Почерк был его?
— Нет, то есть, конечно, писал сэр Квентин, но с его слов. Под диктовку сэра Эрика.
— Так это ложь. Он все выдумал.
— Не исключено, — сказала Дотти, — что это и ложь. Хотя…
— Выметайся.
И далее в том же духе. Мэйзи Янг переболела нервным расстройством — за те несколько недель, что прошли между похоронами и моим памятным днем на кладбище. Клотильда дю Луаре отбыла во Францию и поселилась в каком-то монастыре — обрести свою, по ее мнению, утраченную душу. Дотти часто встречалась с отцом Дилени — он с радостью водил ее на состязания по борьбе и по-прежнему принимал «Декседрин». Миссис Уилкс возвратилась в семью, но каждый день ходила на могилу к сэру Квентину духовно с ним пообщаться. Я спросила у Дотти, ходит ли кто на могилу «Гвардейца»; Дотти ответила: