— Стой! — услышала она. — Буду стрелять.
Она достала пистолет, надо было обернуться и выстрелить прежде, чем он прицелится в нее. Когда же она обернулась, то услышала выстрел и увидела, как ее преследователь упал. Вдалеке трещали кусты, потом с дороги донеслось удаляющееся шуршание велосипедных шин.
Старый Тейс был еще в сознании. Пуля угодила ему ниже затылка. Дафна окинула его взглядом.
— Я пришлю за тобой людей, — сказала она.
На следующей неделе полиция без особого усердия обследовала туземные деревушки в окрестности. Никакого оружия не нашли. Между тем Дафна явилась в полицейский участок и сказала своему старинному приятелю Джонни Феррейре, что если кого-то — безразлично, белого или черного — потянут за стрельбу в Старого Тейса, то она даст показания в пользу покушавшегося.
— Получается, что Старый Тейс за тобой гнался?
— Да. У меня был револьвер, я хотела стрелять. Но меня кто-то опередил.
— Ты точно не видела, кто в него стрелял?
— Нет. Почему ты так спрашиваешь?
— Потому что ты сказала: черный или белый. Мы склоняемся к мысли, что это туземец, раз у него был велосипед.
— Черный или белый, — сказала Дафна, — не имеет значения. Он исполнил свой долг.
— Это ясно, — сказал Джонни, — но надо бы знать обстоятельства. Ты пойми: знай мы этого человека, у нас есть все основания снять с него обвинение, а к ответу притянуть Старого Тейса, когда он выйдет из больницы. Чакате давно пора избавиться от этого паразита.
— Но вы же не нашли человека, — сказала Дафна.
— То-то и оно, — сказал он. — Если у тебя будут соображения, дай знать. Подумай хорошенько.
Дафна подъехала на машине к подножию холма Дональда Клути и медленно взошла наверх, то и дело останавливаясь и бросая взгляд на широкую равнину, на маленький дорп, на крыши ферм, едва видные вдалеке. Она подмечала мелочи, словно фотокамера, и как бы впервые, потому что скоро предстояло ехать в Англию.
Она опустилась на камень. В ногах шмыгнула ящерка и пропала в траве.
— У-хо-ди, у-хо-ди.
Птичий голосок стрекнул вперед и утих. Пару раз ей повезло увидеть птичку-«уходи». Это была неяркая, простенькая птичка. Дафна поднялась и полезла дальше.
— Ты т. или п.[70], Дональд?
— Ни то ни се. Заходи.
— Джонни Феррейра, — сказала она, — хочет обвинить Старого Тейса в покушении на мою жизнь.
— Я знаю, — сказал он. — Его ребята были у меня.
— Что ты им сказал?
— Чтобы искали где-нибудь в другом месте.
Белые, пользовавшиеся велосипедами, были в колонии наперечет, и в их округе велосипед был только у одного. На велосипедах, как правило, ездили туземцы и десяток школьников. Дети все были в школе. Ее неведомым заступником был либо случайно подвернувшийся туземец, либо ехавший по своим делам Дональд. С оружием все тоже было непросто. Редкий туземец, имея оружие, решится обнаружить это незаконное обстоятельство. И совсем редкость — благородный туземец, который рискнет свободой, пальнув в белого.
— Что плохого, если они выдвинут обвинения против Старого Тейса? — сказала Дафна.
— Я им не мешаю, — сказал он. — В добрый час.
— Им нужен очевидец, — сказала она. — Иначе против моего заявления он сделает свое. Его даже могут оправдать после обжалования.
— Пустой разговор, — сказал Дональд. — Я не любитель ходить по судам.
— Все равно, ты прекрасно поступил, Дональд, — сказала она. — Я тебе благодарна.
— Тогда не говори мне про суд.
— Ладно, не буду.
— Тут такое дело, — сказал он. — Чакате — зачем скандал? Может выплыть старая история. Чего только не вылезет, если в суде станут задавать вопросы Старому Тейсу. Зачем это старику Чакате?
— По-моему, он знает, что ты для меня сделал, Дональд. Он тебе очень благодарен.
— Он был бы еще больше благодарен, если бы Старый Тейс был покойник.
— Ты специально подкараулил Старого Тейса или случайно оказался рядом, когда он гнался за мной? — спросила она.
— Ты что-то непонятное говоришь. Я в тот день развозил предупреждения о ящуре. Дел было по горло. Стану я выслеживать Старого Тейса.
— На следующей неделе я уезжаю, — сказала она, — почти на два года.
— Я знаю. Ты не можешь себе представить, какие там зеленые луга. Сколько дождей… Сходи в Тауэр… Не возвращайся сюда.
II
Двадцативосьмилетняя Линда Паттерсон пребывала в постоянном раздражении. Дафна ее не понимала. Сама она обожала дядю Пубу с его ревматизмом и длинными скребницами для шерсти. Ее единственно тревожили его угрозы продать сырой старый дом и поселиться в какой-нибудь гостинице, зато кузина Линда от этих планов только оживала. Ее муж погиб в автомобильной катастрофе. Она не чаяла вырваться отсюда и найти работу в Лондоне.