— Ну же, Алек, — настаивала она, — скажи, это ты?
— Донимаю Летти? — отозвался он.
Она рассказала ему про анонимные звонки во всех подробностях, потом потребовала:
— Прекрати изучать меня, Алек. У меня пока еще нет размягчения мозга.
— А у Летти, должно быть, есть, — сказал он.
— Нет, Алек, и это неверно.
— Хорошо, предположим, — сказал он, — что ей и в самом деле кто-то звонит. Только почему ты подозреваешь меня? Спрашиваю из чистого любопытства.
— По-моему, это похоже на тебя, Алек. Может быть, я ошибаюсь, но с тебя ведь сталось бы проделать такое с научными целями? Ради какого-нибудь эксперимента…
— С меня сталось бы, — сказал он, — но в данном случае я сомневаюсь, что это я.
— Ах, ты сомневаешься.
— Именно — сомневаюсь. В зале суда, друг мой, я бы с чистым сердцем отверг это обвинение. Но ты же знаешь, я не берусь ни утверждать, ни отрицать чего бы то ни было, что находится в пределах возможного.
— Алек, это ты или нет?
— Не знаю, — сказал он. — Если я, то мне об этом неизвестно. Но может быть, я — Джекил и Хайд, почему бы и нет? Недавно был случай…
— Ведь если это ты, — сказала она, — то полиция до тебя доберется.
— Им придется доказывать мою виновность. И если доказательства будут весомые, то мои сомнения исчезнут.
— Алек, — сказала она, — это ты звонишь ей по телефону?
— Насколько я знаю, нет, — сказал он.
— Значит, не ты, — сказала она. — Может, кто-нибудь по твоему поручению?
Он, словно не расслышав вопроса, с видом скучающего натуралиста устремил взгляд на бабуню Барнакл. Та позволяла наблюдать себя столь же снисходительно-покорно, как она относилась к визитам доктора с гурьбой студентов-медиков или к посещениям патера со святым причастием.
— Уж раз ты так на нее уставился, — сказала мисс Тэйлор, — спроси хоть ее, как она себя чувствует.
— Как вы себя чувствуете? — поинтересовался Алек.
— Да не слишком, — отозвалась бабуня Барнакл. Она кивнула на дверь, как бы в сторону больничных властей. — Надо начальство менять, — сказала она.
— Видимо, да, — сказал Алек, склонив голову в знак полного понимания, относящегося ко всей палате, и вновь оборотился к Джин Тэйлор.
— Кто-нибудь, — повторила она, — по твоему поручению?
— Сомневаюсь.
— Что ж, — сказала она, — надо, видимо, так понимать, что это не ты и не твой агент.
Когда они познакомились, с полвека назад, ее очень раздражали такие его несуразные «сомнения». Она даже думала, может, он слегка ненормальный. Лишь много лет спустя она сообразила, что это у него речевая самозащита, пускавшаяся в ход исключительно в разговорах с женщинами, которые ему нравились. С мужчинами он никогда так не разговаривал. После стольких лет она наконец поняла, что он, казалось бы, признавал и познавал женский ум в одном-единственном смысле — как источник забавного. Когда мисс Тэйлор сделала это открытие, она порадовалась, что у них обошлось без брака. Не ему, укрытому за почти непроницаемой, насмешливо-покровительственной личиной — ныне слившейся с лицом, — не ему было вступать в серьезные отношения со взрослыми женщинами.
Ей припомнился давний день в 1928-м, через много лет после их романа; загородный уикенд с Чармиан, где гостем был и Алек Уорнер. Под вечер он повел Джин Тэйлор прогуляться — к вящей забаве Чармиан, — «чтобы задать ей несколько вопросов, потому что Джин — самый надежный ответчик». Разговор она почти совсем позабыла, но начальный вопрос остался в памяти.
— Как по-твоему, Джин, другие существуют?
Она не сразу поняла, куда он метит. На минуту ей подумалось, что эти слова как-то относятся к их связи, прервавшейся двадцать с лишним лет назад, тем более что его следующая фраза: «Я вот о чем, Джин, — как ты считаешь, окружающие существуют на самом деле или только нам кажутся?», похоже, имела некий любовный подтекст. Хотя с ним это вроде бы не вязалось. Даже во времена их связи он никогда не опустился бы до изыска в том духе, что в мире, мол, нет никого, кроме нас двоих; только мы и существуем. Да и шла теперь рядом с ним, пожилым мужчиной, женщина на шестом десятке.
— В каком это смысле? — спросила она.
— В самом прямом.
Они вошли в березовую рощу, отсыревшую после вчерашней грозы. С листьев то и дело срывались осыпи капель — то ей, то ему на шляпу. Он взял ее под руку, свел в сторону с аллейки, и она, при всем своем здравомыслии, подумала, что он, может быть, убийца, маньяк. Правда, ей сразу припомнился собственный возраст — все-таки пятьдесят с лишним. Это ведь только молодых душат в лесах сексуальные маньяки? Да нет, опять же подумала она, бывает, что и женщин на шестом десятке. Листья чвакали у них под ногами. У нее в голове творилась полная сумятица. Но я же его прекрасно знаю, это же Алек Уорнер. Да так ли уж я его знаю? — странный он человек. Еще в пору их любви она ему дивилась. Но он же повсюду известен, его репутация… Однако у иных видных людей есть тайные пороки, потому и незаметные, что очень уж эти люди на виду…