— Вряд ли, — возразил Генри, — дама Летти заподозрит во мне столько энергии и предприимчивости, сколько выказывает наш незнакомец.
— Все дело в том, — сказал Годфри, — чтобы положить конец безобразию. А для этого нам нужно найти его виновника.
— Я полагаю, — заявила Джанет Джопабоком? — что соображения мистера Мортимера относительно примирения со смертью чрезвычайно вдохновляют и утешают. В наши дни, увы, так легко пренебречь советами религии — примите мою благодарность, мистер Мортимер.
— Спасибо, Джанет, спасибо. Правда, «примирение со смертью» — это не совсем то, что я имел в виду. И, конечно, я уж совсем не собирался давать религиозные советы. Соображения мои сводятся к тому…
— Я восприняла вас в религиозном ключе, — сказала Джанет.
— Спасибо, Джанет.
— Бедный молодой человек, — опечалилась Чармиан. — Может быть, ему одиноко, хочется с кем-нибудь поговорить, вот он и звонит.
— Что ж, Генри, на полицию явно плохи надежды. Видимо, придется все-таки сделать запрос в парламенте, — угрожающе сказала Летти.
— Учитывая вопиющие расхождения ваших показаний, — сказал Генри, — полиция на известной стадии расследования предположила, что хулиганит не один человек, а целая банда. Применены были все известные научной криминологии методы расследования — и пока что совершенно безуспешно. Имелся, однако, постоянный фактор во всех ваших показаниях, а именно слова: «Помните, что вас ждет смерть». Вы знаете, это очень не худо помнить, хотя бы потому, что это чистая правда. Словом, память о смерти — это, я бы сказал, образ жизни.
— Словом, ближе к делу, — сказал Годфри.
— Годфри, — сказала Чармиан, — я совершенно уверена, что всем очень интересно выслушать Генри.
— Чрезвычайно утешительно, — сказала Джанет Джопабоком. — Продолжайте же, мистер Мортимер, прошу вас, продолжайте.
— Да, да, — сказала мисс Лоттинвиль, которой тоже понравились рассуждения Генри.
И миссис Роуз, с видом отрешенным и долготерпеливым, склонила голову в знак скорбного мудрого старческого согласия.
— Принята ли во внимание, — спросил Алек Уорнер, — возможность массовой истерии?
— С телефонным приводом? — удивился мистер Роуз, широко разведя руками.
— Чепуха! — сказала дама Летти. — Массовую истерию мы можем сбросить со счетов.
— О нет, — сказал Мортимер. — Сбросить со счетов мы ничего не можем. В этом вся наша трудность.
— Скажите, пожалуйста, — обратился Алек Уорнер к главному инспектору, пристально разглядывая его, — если бы вас спросили о вашем мировоззрении, вы бы назвали себя мистиком?
— Затрудняюсь вам ответить, поскольку меня никогда не спрашивали о моем мировоззрении.
— И все-таки вопрос в том, — сказал мистер Роуз, — кто же это пытается вселить в нас страх божий?
— И каков его мотив? — сказал Годфри. — Вот что меня интересует.
— Исходя из фактов вопрос о мотиве должен всякий раз становиться заново — сказал Мортимер. — Полагаю, всем нам ясно, что виновник в каждом случае тот самый, кого мы таковым считаем.
— Ты им разъяснил свою теорию? — спросила Эммелина Мортимер, когда все разъехались.
— Нет, ну что ты, дорогая. Я, наоборот, читал им маленькие философские проповеди, чтобы как-нибудь скоротать время.
— И понравились им твои маленькие проповеди?
— Некоторым дамам понравились. И девушка вроде бы не так откровенно скучала. Летти воспротивилась.
— Еще бы нет.
— Она сказала, что незачем было и собираться.
— Фу, как невежливо. А я-то старалась, чаем их поила.
— И прекрасный был чай. Ее «незачем» целиком относится ко мне. Боюсь, что это было предрешено.
— Какая жалость, — сказала Эммелина, — что ты не заявил им напрямик: «Кроме смерти, виновных нет». Вот бы я посмотрела на их физиономии.
— Это мое личное мнение. За них решать нельзя.
— А сами они за себя что, не могут решить?
— Нет, не могут. Пойду-ка я опрыскаю груши.
— Знаешь, милый, — сказала миссис Мортимер, — по-моему, с тебя на сегодня хватит. Я и то с ног падаю.
— С ними та беда, — сказал он, — что они думают, будто уголовный розыск, подобно господу богу, вездесущ и всеведущ. А мы всего-то навсего полицейские.
И он отправился в столовую почитать у камина. Но прежде он выровнял стулья вокруг стола, отставив некоторые из них обратно к стене, вытряхнул пепельницы в камин и постоял у окна, глядя, как смеркается: эх, вот бы погожее лето! Он еще не говорил Эммелине, что собирается летом обновить свою яхту, ради которой, выходя в отставку, пожертвовал автомобилем. И свежий влажный ветер засвистел у него в ушах.