— Идите освежитесь.
— Посижу еще немного, посмотрю.
— Эй! — крикнул Байтен водовозу, когда тот тронул своего верблюда. — Если еще раз опоздаешь с водой, в Караганде останется жить только один из нас!
— Вот правильно говорят, что в своем ауле у собаки хвост калачом, — негромко ответил старик, продолжая свой путь.
«Да, маловато здесь порядка, — рассуждал Мейрам. — По-видимому, еще много в поселке от старой Караганды. Вот невежда и грубиян Байтен и пытается верховодить».
Народ у барака все прибывал. Почти каждого Ермек называл Мейраму по имени. Вот этого парня — с потрепанной, о двенадцати ладах гармошкой в руках — зовут Шайкеном. Тот, что присоединился к нему — длинноволосый, коренастый парень, — песенник Жолтай.
Шайкен принялся играть. Жолтай затянул песню. Вокруг них скоро собралась молодежь. Вышли из бараков и старые кайловщики: Спан с непокрытой лысеющей головой, чернобородый Аубакир, рябой Байтикен. Старые шахтеры некоторое время помялись возле своих дверей, а потом степенно, поодиночке начали подходить к месту веселья. Лишь Байтен, заложив руки назад, прохаживался в стороне.
Вернулся с работы Сейткали, присел рядом с Мейрамом и Ермеком.
Вечерело, тени стали удлиняться. В безветренном, тихом воздухе весеннего вечера далеко разносились звуки гармошки. Жолтай спел казахскую «Елимай»[42], русские и татарские частушки.
Когда он запел:
Байтен, стоявший в сторонке, не выдержал.
— Эй, ну! Жми!
Кое-кто пустился в пляс. Плясуны хлопали себя ладонями по коленям в такт песне.
— Так, так, жмите! — кричали им. Не удержался даже седовласый Спан.
Это был единственный отдых для души после работы. В поселке еще не было ни клуба, ни радио. Казахскую газету — одну на двоих — выписывали только Сейткали и Жолтай и читали ее по очереди. Газета приходила раз в неделю.
Невеселые мысли бродили в голове Мейрама.
«Здесь, возле барака, люди хоть кое-как веселятся. А неподалеку, на бугре, — старое кладбище. Те несчастные, что лежат там, всю жизнь, не зная ни света, ни отдыха, работали на владельцев промысла». Но стоило ему вызвать в своем воображении картину будущей Караганды, как на душе стало легче.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
В небольшом каменном бараке, ненадежные стены которого были подперты бревнами, при англичанах помещался единственный на всю Караганду магазин. Сейчас здесь разместилось управление вновь организованного треста по добыче карагандинского угля.
Сергей Петрович Щербаков сидел за столом, задумавшись над чем-то, тихо постукивая карандашом. На лице и лбу прорезались морщины, но глаза смотрели молодо. Все движения его говорили о том, что он человек сдержанный. Щербаков взглянул на часы и слегка пожал плечами.
Постучались. Сергей Петрович с неожиданной легкостью поднял со стула свое массивное тело, быстро подошел к двери, открыл. В комнату вошел Мейрам.
— Прошу, очень рад! — сказал Сергей Петрович и, взяв Мейрама под руку, подвел его к столу.
— Извините, опоздал немного, очень поздно лег, — оправдывался Мейрам.
Сергей Петрович обратил его слова в шутку:
— Что ж, молодым людям ночью не до сна.
Мейрам чувствовал себя с ним свободно: Щербаков еще с первой встречи понравился ему спокойной уверенностью человека с богатым жизненным опытом.
— Ну, начнем беседу, — сказал Сергей Петрович. — Времени у нас мало, а работы много. Кто же первый начнет говорить? Волосы у меня хоть и седые, но я, как и вы, очень еще молодой руководитель.
— Кто бы ни начал, одно бесспорно — на «молодость» скидок просить не будем.
— Справедливо сказали, Мейрам Омарович. Если бы нас считали юнцами, к руководству не поставили бы. Что касается возраста, мы с вами вровень идем, хоть я и раньше вас родился.
— Объясните, — попросил Мейрам. — Я что-то не вполне вас понимаю.
Сергей Петрович немногословно рассказал о своей жизни в прошлом. Последние четыре года он учился в Промышленной академии. По окончании курса был направлен в Караганду в порядке выдвижения.
— До этого мне не доводилось быть на руководящей работе, но руководителей повидал всяких — хороших и плохих, — добавил он.
— Начинайте разговор вы, — предложил Мейрам. — Вы уже успели осмотреться здесь, да и опыта у вас больше, чем у меня.
Сергей Петрович, неторопливо набивая табаком трубку, заговорил: