«Чего только не услышишь, когда потолкаешься в народе, — сами критикуют и сами же подсказывают, как выйти из беды», — думалось Мейраму.
Немного в стороне от аула, на жиденькой траве, сидели двое. Пока Мейрам подошел, там уже собралось человек десять. Люди говорили возбужденно. Мейрам сел поодаль. Молодой паренек с зачесанными назад волосами, с черными блестящими глазами волновался больше других. Ему не сиделось. Он часто переходил с места на место, вмешивался в разговор и при этом размахивал руками, нетерпеливо притопывая босыми ногами. Шумливостью своей он походил на Байтена, но рассуждал разумно и шутки его не были грубы. Вступаясь за одного, споря с другим, он, сам того не замечая, управлял общей беседой.
— Жанабыл! Слушай, Жанабыл! — не поднимая головы, окликнул его лежащий на спине человек с клочковатой бородой. — Сам-то ты где думаешь работать?
— Где же еще? На советской земле!
— Да чтоб ты долго прожил, говори толком!
— Если толком, — буду работать в механической мастерской.
— А где она, эта мастерская?
— Вон около той трубы. Там работает этот грубиян Байтен. Вот я и потягаюсь с ним.
— А ты брось свои задиристые привычки, сынок, — посоветовал лежавший мужчина и приподнял голову. — Не задевай старых рабочих, знай добывай себе хлеб да помалкивай.
— Э, чем больше будешь нагибаться, тем скорей жизнь тебя пригнет, — ответил Жанабыл. — Не теряй бойкости ни в характере, ни в работе. Этот Байтен хвастается, что у него восемнадцатилетний стаж, а сам не знает, как взять рашпиль в руки. Я только два года был батраком. А спроси-ка у меня, как пасти овец, — скажу. Если два года проработаю в механической мастерской, покажу Байтену, на что я способен.
Молодой горячий Жанабыл ничем не напоминал забитого батрака старых времен. Сразу можно было определить, что он один из тех аульных ребят, которые закалились в борьбе с баями и первыми вступили в колхозы.
Теперь к Жанабылу обратился усатый парень — до сих пор он только молча улыбался да крутил в пальцах соломинку.
— Ты, Жанабыл, в ауле все кричал: «Классовая борьба, классовая борьба!» Правильно кричал, это тебе помогло свалить кулака Куржика. А здесь совсем другое дело. Здесь не борьба с классовым врагом, а состязание с товарищем по работе. По-моему, чтобы одержать верх над Байтеном, тебе надо браться не за рашпиль, а за кайло. Это куда более верный инструмент.
Жанабыл сразу осадил черноусого:
— Вы, товарищ Дюйсен, только и знаете, что давать советы, а сами предпочитаете сидеть в сторонке, поглаживая усы. Вы и в ауле этим делом занимались, когда я боролся с Куржиком. Нет, для кайла я еще молод. Рашпиль — тоже инструмент, товарищ с красивыми усами; он даст мне профессию. Думай, что говоришь. А я вот что скажу: тут ходит одна красавица, на нее кое-кто заглядывается. А как взглянет красавица на пышные усы нашего джигита — еще неизвестно.
Все громко и одобрительно захохотали. Жанабыл, глядевший победителем, прошелся по лужайке и вдруг остановился около Мейрама:
— Вы, товарищ, тоже приехали работать?
— Что же в этом удивительного?
Жанабыл, словно не поверив, покачал головой и отошел.
Когда шум несколько утих, старичок, сидевший возле парня с красивыми усами, глубоко вздохнул:
— Вот скоро придет зима, занесет над людьми свою саблю.
Эти слова дали пищу новым разговорам. Послышались голоса:
— Столько народу понаехало! Где найти для всех жилье?
— Тех, кто приехал по дагауру, как-нибудь устроят!
— А что будет с теми, которые без документа пожаловали?
— Людям кровля найдется. А вот как быть со скотом? Откуда взять сено, где двор для скотины?
— Похоже на то, что выдачу аванса и спецовок задержат.
— Заработайте побольше — все появится. А большие деньги кует кайло.
— Не всем доступно кайло.
— Я вот погляжу еще немного. Если не понравится, брошу и уеду восвояси.
Тут громче прежнего заговорил Жанабыл:
— Что задумались? Масло слаще всяких дум, да и то, если много съешь, начнет тошнить. Я вчера говорил с Щербаковым. Он сказал, что партийным секретарем у нас будет молодой казах по имени Мейрам. Вот с ним я и посоветуюсь. Тогда все яснее станет. Надо потерпеть немного, обойдется. Начальники думают о наших нуждах.
— Кто это твой Щербаков?
— Самый главный.
— Вон что! Расскажи толком, дай насладиться вестью.
— Довольно! — закончил Жанабыл. — Это все, что я смог узнать, по-русски плохо умею, не обо всем спросишь. А Щербаков по-казахски не может. Вот поговорю с этим секретарем, тогда расскажу.