В старое время на западном берегу речушки жили купцы, мелкие лавочники, мясники. Сюда на базар съезжались жители шести волостей. Уцелел дом под железной крышей, где была контора крестьянского начальника, управлявшего округой. Начальник давно изгнан, дом заметно обветшал, на его воротах прибита вывеска: «Контора райутильсырье». При виде этой вывески Мейрам невольно улыбнулся.
Центральное место на восточном берегу речушки занимали строения, в свое время принадлежавшие управлению Спасского медеплавильного завода, — им владели англичане. В домах, сложенных из жженого кирпича и дикого камня, жили в те годы пристав, урядники, конторщики, мастера. Дальше были разбросаны лачуги и землянки рабочих. Теперь от этих хибарок остались только бугры да ямы, как на заброшенном кладбище. Мейрам пристально оглядывался кругом, отмечая перемены. Его взгляд задержался на здании бывшей пятилетней русско-казахской школы. Мейрам даже остановил коня. Перед глазами возникло прошлое.
Тогда ему было лет десять-одиннадцать. Стоял морозный осенний день. Покойный отец привез его из аула в этот дом и уехал. Потом наведывался раз в неделю, привозил скудные харчи, делился невеселыми аульными новостями: «Плохо живем. Учись, может, добьешься лучшей жизни». Но учиться довелось всего две зимы. Началась революция. Англичане сбежали, завод и школа закрылись. Школа!.. В те годы это неприглядное приземистое здание казалось маленькому Мейраму дворцом.
Пришлось Мейраму вернуться в родной аул, В восемнадцатом году отец и мать умерли от тифа. Батрачил на бая — тяжелые годы… Помог комсомол. И опять учение, только уже в большом городе. Наконец — Москва, институт.
И вот перед глазами снова знакомые с детства места.
Мейрам тронул коня.
Вдали от поселка раскинулся Спасский завод. Сейчас над заводскими воротами не видно прежней вывески с крупными буквами. Мертво, корпуса полуразрушены. Заброшенный завод напоминал опустевший аул, население которого откочевало на летнее пастбище. Ну что же, растет Караганда — она оживит все кругом!
Мейрама встретил сторож-старик.
— Кого разыскиваешь, сынок?
— Хочу завод осмотреть.
— А что на него смотреть? На Карсакпайский завод все ценное забрали, даже трубы. Остальное увезли в Караганду.
Это Мейрам знал. Он за иным сюда приехал — вспомнить свое детство. В школьные годы он частенько бегал на завод.
Мейрам спешился, прошел на территорию завода. Вот «огненный дом», в раскрытые двери которого он заглядывал почти каждый день, а войти боялся. Там в печах всегда бурно кипела медь, словно варящийся в котле сыр. Рабочий-казах, в войлочном фартуке, в деревянных таганах[53], привязанных к обуви, вооруженный ковшом на длинной железной ручке, черпал расплавленную медь и разливал ее по трехгранным чугунным формам. Ковш был тяжелый, с рабочего ручьями струился пот. Казалось, самый сильный человек свалится от такого напряжения. А эту адскую работу приходилось делать в течение десяти часов ежедневно. Слиток меди обходился хозяевам в полторы копейки, включая все издержки завода. Сколько же получал рабочий за свои каторжные мучения, Мейрам и сейчас не мог высчитать.
Вспомнился такой случай. К рабочему, разливавшему медь, подбежал чем-то рассерженный мастер Холл. Этот человек был известен своей жестокостью. Если другие мастера из англичан бранились и дрались кулаками, то Холл пускал в ход длинные ноги, расправляясь ими не хуже дубинки. Не говоря ни слова, он так пнул рабочего ногой, что тот рухнул на землю. Бедняга попытался подняться, но Холл ударил еще раз и пинками выбросил за дверь.
На этот раз зверство не прошло Холлу даром. Неожиданно, раньше времени, заревел гудок. Со всех сторон прибежали рабочие, стуча о землю своими таганами. Два дюжих парня подтащили связанного Холла к железной тачке, бросили его на тачку и под одобрительный, гул толпы повезли ненавистного мастера к высокому оврагу, где сваливали шлак. Здесь тачку перевернули; Холл, кувыркаясь по откосу, полетел вниз.
Долго Мейрам бродил по заводскому двору. Заржал конь, словно напоминая, что пора ехать. Мейрам вскочил в седло и пустил гнедого.
Быстрая езда развеяла тяжелые воспоминания. На душе стало легче. Миновав хребты Саранских гор, Мейрам спустился в низину и выехал на степной простор. Неширокая равнина бесконечно тянулась с востока на запад. В горных районах солнце поднимается из-за хребта и прячется за хребет. Здесь, на равнине, казалось, что светило появляется прямо из земли и уходит в землю.