Местность безлесная, лишь кое-где встречаются непролазные заросли кустарника — карагана. И повсюду растет высокий, словно камыш, густой ковыль — надежное убежище зайцев.
Сейчас аулы с этих мест перебрались ближе к Караганде. На лугах уже не видно скота; травостой поднялся волнистый, цветущий. Метелки созревшего ковыля напоминали перья филина, которыми девушки украшают головные уборы. Распустившийся сасыр покачивал своими зелеными шелковыми кистями. Красные, розовые, желтые тюльпаны ярко расцветили равнину.
Мейрам ехал на резвом коне по этой благоухающей степи, как по раскинутому ковру. Хотелось запеть. Отдавшись песне, он даже не заметил бесчисленных подвод, двигавшихся в стороне от него по большой дороге, разрезавшей надвое широкую степь, Он громко пел:
Перед его глазами невольно возник образ Ардак. Мейрам не переставал думать о девушке, оставившей такое сильное впечатление при первой же встрече, А вдруг у нее только красивая внешность? Много ли радости в блистательной красавице с пустым, холодным сердцем! Подлинная красота человека — в характере, в уме, в деятельности. А внешность может жестоко обмануть. Нет, Ардак, конечно, не пустая девушка, По ходу своих мыслей, Мейрам задумался и об отце ее, Алибеке. «Кто он, этот молчаливый, всегда погруженный в себя человек?»
Случайно Мейрам глянул направо, на большой тракт, и течение его мыслей оборвалось. Дорога была заполнена караванами. Ехали не одиночные подводы и всадники, а катился сплошной поток. Передние скрывались далеко за хребтом, а позади, в низине, из чащи карагана и чия появлялись все новые. Одежда людей, повозки, тавро на животных пестрели своим разнообразием. Это были караваны множества казахских родов.
— Да, идет великая перекочевка! — сказал Мейрам вслух.
Он повернул коня на тракт. Хоть он и знал, что караваны тянутся в Караганду, все-таки останавливался, спрашивал:
— Куда путь держите?
— В Караганду.
— Откуда будете?
— Из колхоза.
— По договорам едете?
— Да.
Все давали одинаковый ответ. Один из караванов расположился на отдых у Каменного колодца. На склоне холма паслись вместе верблюды, лошади, коровы, овцы и козы, Мейрам свернул к колодцу.
Дверное отверстие войлочного шалаша, поставленного немного в стороне от других, было открыто. Внутри, полусогнувшись, сидели на разостланной кошме двое — по-видимому, муж и жена. Услышав топот коня, они подняли головы.
Мейрам спешился, подошел к шалашу и поздоровался с хозяевами. Люди они были пожилые, одежда у них запыленная, лица усталые.
— Куда путь держите, отагасы? — спросил Мейрам.
Отагасы протер кулаком покрасневшие глаза, ответил:
— В Караганду, как все.
— Откуда едете?
— Из Каркаралинского уезда.
— Издалека.
— Да, издалека. Вот увидели, люди поднялись в Караганду — и мы решили откочевать. Одна беда: в колхоз вступить еще не успели и едем без дагаура. Пожалуй, трудно придется. Что ж, если дадут какую-нибудь работенку — и то хорошо. Будем жить себе потихоньку, работать на промысле и пасти свой скот.
Мейрам невольно улыбнулся. Этот человек не нашел места пасти скот в широкой степи и подался в Караганду, где нет хороших пастбищ. Велика сила привычки — тянуться вслед за людьми. Отагасы не догадывался, почему улыбается Мейрам, и со спокойным видом продолжал говорить, то и дело пропуская сквозь пальцы свою редкую бороду. В этом его спокойствии чувствовались и доброта характера, и вместе с тем ограниченность стремлений. «Такие люди, — думал Мейрам, — считают хорошей добычей пряжку подпруги, найденную на дороге, но порой не жалеют о потерянном коне или верблюде». Он спросил у человека, как его имя.
— Меня зовут Жайлаубай, — ответил отагасы и задал встречный вопрос: — А как тебя звать, родной?
— Мейрам. Отца моего звали Омар.
Отагасы и его жена переглянулись.
— Из какого рода?
— Я плохо разбираюсь в родах. Мой отец переселился в эти места в юности и жил здесь до самой смерти. После смерти отца и матери я остался подростком и уехал учиться.