Мейрам остановился возле доски.
— А ведь и в самом деле, товарищ Овчаренко, буран не помешал вам: выработка не снизилась, — он двинулся к подъемной машине. — Как работает Балжан?
— Деловая женщина! И работает крепко. У нее за все время ни одного простоя.
— Да, боевая…
В теплом помещении, легко одетая, работала ясноглазая Балжан. Одна рука ее лежала на рычаге управления подъемной машины; еле заметным движением Балжан заставляла вертеться, как веретено, огромный маховик. Толстый стальной трос то наматывался на вал, то сматывался, глаз не мог уследить за быстротой его скольжения. Балжан управляла вагонетками, которые катились и по узкоколейке, в глубине шахты, и по высокой эстакаде, где сваливали породу. Еще недавно эта молодуха умела ходить только за скотом и боялась близко подойти к машине, а теперь взнуздала ее и управляла ею не хуже любого машиниста. Постоянно сообщаясь с шахтой по телефону, она то убыстряла, то замедляла ход механизма и в то же время напевала.
— Как понять: вы работаете или поете? — спросил Мейрам.
— И то и другое, — непринужденно ответила Балжан. — Или полагается только одно дело знать, как вы?
— Почему же? Если вы станете мастерицей на все руки — чего же лучше. А вот я никак не могу этого достигнуть.
— Ах, не можете достигнуть! Пока вы «не можете», смотрите, как бы кто-нибудь другой не достиг.
Оба засмеялись. Балжан запомнилась Мейраму с того самого дня, когда перед группой рабочих она ругала его за неполадки при постройке землянок. Тихий муж Балжан остался инвалидом после обвала на шахте. Теперь она сама работала на производстве.
В ее шутке Мейрам услышал намек на то, что в доме Ардак часто бывает Махмет. Балжан знала, что Мейрам интересуется Ардак, и сочувствовала этому, но при каждой встрече не упускала случая подзадорить его.
Всякий раз, когда разговор касался Ардак, у Мейрама начинало сильнее биться сердце. Сейчас шутка Балжан вызвала в нем чувство тревоги.
— Вы по-прежнему дразните меня или всерьез предупреждаете?
— А что на свете серьезно? — со смехом ответила Балжан.
Трудно было состязаться в шутках с женщиной, острой на язык. И Мейраму только и оставалось молча признать свое поражение. Уже по-деловому он обратился к Овчаренко:
— Как у вас с паровым хозяйством?
— В порядке. Подъемные трубы зарыты на большой глубине, а те, что проложены на поверхности, хорошо обернуты и мороза не боятся. Помещение паровых механизмов отеплено. Я ведь хорошо знаю карагандинскую зиму…
Они осмотрели кочегарку, кузницу, воздуходувку. Всюду был образцовый порядок. Потом зашли в маленькую механическую мастерскую. Здесь стояли токарный станок, верстак и небольшой двигатель. Помещение низенькое, окна завалены снегом. Работали при электрическом свете. За каждым станком — двое рабочих: русский и молодой казах.
Мейрам остановился возле токарного станка. Совсем еще молоденький, круглоносый паренек обтачивал кусок железа. Стружка вилась и весело сверкала при свете электрической лампы. Так же сверкали и улыбались глаза паренька. Пожилой русский рабочий-токарь, передав управление станком пареньку, держался настороже и при первой же необходимости был готов схватить рычаг. То и дело он подсказывал своему ученику:
— Теперь останови. Ну-ка, смерь.
— Чуть побольше двенадцати с половиной миллиметров.
— Лишнее сними напильником.
— Каким напильником?
— Мелким, крупный испортит. Локти приподыми, а то, если осталась зазубрина, руки обрежешь.
Занятые своим делом, они и не заметили вошедших. Мейрам смотрел и радовался. Подготовка кадров все еще оставалась в Караганде труднейшей задачей. Казахи, дружно стекавшиеся на шахты из аулов, еще не привыкли к производству. Обучение этих людей, подготовка из них квалифицированных рабочих — дело хлопотливое, требующее много терпения и такта. И все-таки дело двигалось вперед. Врожденная любознательность аульных жителей, стремление приобрести специальность преодолевали все. Осваивая производство, люди росли культурно и политически. Вот этот юноша, стоящий у токарного станка, Балжан, управляющая сложным механизмом подъемной машины, шахтеры, подрубающие пласты угля в шахтах, — все они уже стали в ряды строителей социализма. А в фабрично-заводских школах и на производстве возле квалифицированных рабочих обучались еще сотни молодых казахов.
Шахта произвела на Мейрама хорошее впечатление. Видно было, что у нее заботливый, знающий свое дело хозяин. Мейрам записал свои наблюдения для доклада Щербакову. Напоследок он остановился у динамо-машины. Сказал Овчаренко: