Рымбек внимательно слушал. Он умел разжигать всякую склоку. Теперь представилась к этому новая неожиданная возможность. И он опять вернулся к давно волновавшему его:
— Можно ли поссорить Мейрама и Щербакова?
— Надо помочь им в этом.
— Надо бы поставить капкан на Канабека.
— Этот старый пес в свое время немало причинил нам зла, — хмуро заметил Бейсек.
При упоминании о Канабеке у обоих заныли старые раны. Во время коллективизации Канабек, разоблачив отца Бейсека и брата Рымбека как заядлых кулаков и антисоветски настроенных людей, добился высылки их из республики. Бейсеку и Рымбеку он казался опасней змеи. Бейсек предостерег:
— Это хитрая лиса. Но старые материалы нам не страшны, теперь нужно постараться, чтобы в его руки не попали новые.
— И будем ловить его самого на каждой ошибке.
Оба они не решались выступать против народа открыто; с тем большей энергией они мстили и вредили тайно. В первое время они были осторожны, как сороки. Позже, когда смерть Орлова сошла безнаказанно, вредители обнаглели. Их подмывало действовать смелее.
— Внутренние затруднения и искусственные преграды, конечно, полностью не сорвут пятилетки, — признавался Бейсек. — Они полезны нам тем, что до вооруженного нападения извне тормозят, замедляют рост страны. Сейчас самое уязвимое в стране — снабжение продовольствием. Неокрепшие колхозы еще долго не смогут насытить продуктами промышленные города. Уничтожение одной продовольственной карточки равносильно сейчас убийству человека… Ты слабо используешь своего Махмета.
— Он не Алибек и на крупные дела не способен, — оправдывался Рымбек.
Но Бейсек не соглашался.
— Заставь! Смелее нужно транжирить пайки рабочих, разбазаривать продукты. Пусть одних обделяет, других задабривает… Поднимется ропот в массах.
— Пойдет ли на это Махмет?
— Заставь! — уверенно повторил Бейсек. — Не забывай: для нас глупые люди полезней, чем умные… Сейчас в Караганде сосредоточены запасы продовольствия на три месяца. Сто тысяч карточек. Пусть Махмет вносит путаницу в систему выдачи и отоваривания карточек. Если это обнаружат, то политическим делом не сочтут, а посмотрят как на обычное должностное преступление. Защитники найдутся, выручат.
— Да ведь, если обнаружат, все равно будут судить, — сказал Рымбек.
Бейсек рассмеялся мелким смехом.
— Пусть и судят Махмета, не велика потеря.
Об Алибеке он держался другого мнения.
— Этот человек способен на все. В крайности сам себя уничтожит.
— Это верно, — кивнул головой Рымбек. — Он предлагает провести еще одну аварию.
— Какую?
— Хочет обвалить дальний участок уклона. Это дело покрупнее прежних.
Бейсек достал из портфеля подземную карту. Поразмыслив над ней, покачал головой.
— Чего мы этим достигнем? На короткое время будет выведен из строя один только камерон. Шахту от этого водой не зальет. Быстро исправят. Кроме того, останутся другие пути из шахты. Подача угля на-гора́ не прекратится. Вот если бы вызвать обвал в верхней или центральной части уклона — это было бы равносильно тому, чтобы перерезать вену.
— Там труднее. Охрана сильна…
В окна уже пробивался свет, когда они закончили обсуждать свои преступные планы.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Караганда росла с каждым днем. Появлялись все новые шахты, шурфы, разведывательные вышки, каменные и известковые карьеры, кирпичные заводы. Вслед за ними рос и расширялся город. Теперь он раскинулся на нескольких окрестных холмах. К окраинам предстояло прокладывать водопроводные и паровые трубы, тянуть электрические и телефонные линии.
Техническое обслуживание новых производств по-прежнему было возложено на единственный хорошо оборудованный механический цех.
Рабочие по старой привычке называли его «мехцехом». В действительности цех вырос до размеров большого механического завода. В нем действовали кузнечный, токарный, котельный, слесарный и литейный цехи, машинное отделение и кочегарка. Старое, покосившееся здание сейчас обросло новыми строениями.
Но механик Козлов остался верен своим привычкам. Его рабочий кабинет помещался в старом здании, где он обосновался с первого дня своего приезда в Караганду. Он сидел все на том же табурете, все за тем же грубо сколоченным столом. Глаза вооружены очками, в зубах — деревянный мундштук с неизменно дымящей цигаркой, свернутой из газеты. У Козлова не хватало указательного пальца на правой руке; он писал, зажав карандаш между средним и безымянным пальцами.