Быстро заполнив половину листа, Козлов вдруг задумался, почесывая карандашом свою заметно отросшую седеющую бороду. Стол его был завален листками бумаг со следами масла и копоти, оставленными пальцами рабочих. Это были заказы, поступившие с шахт. Бумажки заполнены цифрами, исчерчены линиями, подчеркивающими важность заказа. Подобно опытному чабану, узнающему своих овец среди сотен других, Козлов с одного взгляда на бумагу определял, какая часть механизма нужна. Время от времени Козлов брал трубку зазвонившего телефона, отвечал на вопросы, сам спрашивал, спорил и при этом не переставал перебирать лежавшую перед ним стопку бумаг. Вошел слесарь Лапшин.
— Кстати пришел, Костя, — проговорил Козлов, отложив карандаш и сняв очки. — Слышал? Соревнование между бригадами монтажников деда Ивана Петровича и Антона Левченко разгорелось не на шутку. Людей за сердце взяло. Недавно дед Иван приходил и забрал сто фланцев. Теперь Антон не дает покоя, требует столько же. Надо обеим бригадам изготовить еще по двести фланцев. Поторопить бы кузнечный и токарный цехи. Они тоже соревнуются.
— Ребята дружно взялись. Я только что из цехов. Думаю, что обязательства выполнят.
— Если обе бригады монтажников к двадцатому числу закончат сборку подъемной машины — это будет победа. Ты знаешь, Костя, что это означает? Заработают две новые шахты. Дополнительно тысячи тонн угля! — возбужденно говорил Козлов. Он встал с места, начал ходить из угла в угол. — На отдельных шахтах из-за нехватки болтов камерон простаивает по нескольку часов. По-моему, все мелкие неполадки должны устранять на шахтах своими силами, а нам шире надо жить, нам надо браться за крупные работы. Как ты на это смотришь?
— Придется в каждой шахте открывать собственный, хорошо оборудованный механический цех.
— А как же? Нам это теперь под силу.
— А где люди? Умелые рабочие все еще на вес золота. Вчера Сергей Петрович ругал нас именно за то, что мы не растим кадры.
— Все-таки напрасно ругал. Кто стоит у подъемной машины во второй шахте? Балжан. Кто камеронщик в первой шахте? Жолтай. Майпа — машинист, Жанабыл — токарь, Бокай — кочегар. Жамантык тоже скоро будет кочегаром, Шайкен — слесарь… Кто же их обучил, как не мы? Неужто Сергей Петрович только на нас решил взвалить обучение кадров для всех шахт? Ведь мы же не школа ФЗО! Пусть он покрепче нажимает на свой отдел кадров!
Вчера на механический завод приезжал Щербаков, провел собрание рабочих-донбассовцев. Корил за медленную подготовку квалифицированных рабочих из местного населения, критиковал слесарей, включая и самого Козлова. Козлов тоже не остался в долгу: выступил с критикой работы отдела кадров треста.
И сейчас он свернул было на ту же дорожку. Но, заметив, что Лапшин слушает неодобрительно, спросил:
— Что, не верно?
— Верно. Но достижения наши с закрытыми глазами видны. Нужно говорить о наших недостатках.
Лапшина недавно избрали секретарем парторганизации завода. И не зря избрали. Человек он характера твердого, политически подготовлен и развит. Говорил густым басом, пристально глядя в лицо собеседнику своими глубоко посаженными глазами. Люди, впервые его видавшие, остались в убеждении, что он сердитый человек. А сердился и выходил из себя Лапшин очень редко.
— По-моему, Щербаков справедливо отметил наши недостатки. Разве не правда, что у нас мало местных квалифицированных рабочих? Скромничать не будем — старались мы много, а людей подготовили маловато. С отдела кадров свой спрос, а с нас — свой.
— Но мы же, Костя, никого от станков не гоним.
— А я о чем говорю? От станков мы не гоним. Но ведь к станку надо уметь привлечь людей, заинтересовать. Надо непрестанно обучать людей и одновременно облегчать их тяжелый труд. Вот мы механизировали горн кузнечного цеха. Одно это дало огромный эффект. Теперь пора облегчить труд молотобойцев. Я думаю, пришло время устанавливать электрический молот.
Козлов задумался, подперев рукой подбородок.
— Да, это можно, — наконец сказал он. — Спасибо, что напомнил. Посоветуюсь с инженером. Впрочем, и без инженера ясно, понадобится для этого только один дополнительный движок.
— Можно использовать горизонтальный движок — тот, что стоит во дворе.