На днях мы с товарищем Жуманиязом обошли рабочие бараки. Две квартиры привлекли наше особое внимание. В одной живет некий Байжан — дядя Махмета по матери. На руке у Байжана золотые часы, у его жены — золотой браслет. Стены в доме увешаны ценными коврами, пол тоже застлан коврами. Заработок Байжана не превышает четырехсот рублей. Работает он продавцом в хлебном ларьке. Жена сидит дома. Говорят, они приехали в Караганду с единственным старым сундуком. Вторая квартира — Токтая, который приходится свояком товарищу Рымбеку. Токтай работает на центральном продовольственном складе. У него мы застали той по случаю рождения сына. Только байги не хватало, в остальном пиршество шло, как в старину у больших баев.
Жулики облепили орс треста, как мухи. Работники орса связаны между собой родственными, родовыми и всякими иными связями.
Наступило недолгое молчание. Выступление Канабека каждый переживал по-своему. Розовощекий Махмет, прозванный в народе «белой булочкой», изменился в лице. Сейчас оно своим цветом напоминало пережаренную, почерневшую корку хлеба. Он то и дело бросал взгляды на Рымбека. Уже не прежнее заискивающее выражение было в этих взглядах, а растерянность и страх. Глаза Жанабыла и Жуманияза горели негодованием. Мейрам и Ермек держались спокойно, но лица у них были суровые. Щербаков писал в блокноте, время от времени вскидывал голову и хмурился, погруженный в свои мысли. Марияш не спускала пристальных больших глаз с Бейсека. Он сидел невозмутимо, словно окаменев. Лишь его неподвижный взгляд, остановившийся на одной точке, выдавал напряжение, с каким ему удавалось сохранять это невозмутимое спокойствие.
После Канабека выступила Марияш. Приложив одну руку к груди, опустив другую, она резко выпрямилась. Говорила, глядя то на Бейсека, то на Рымбека.
— Статья, помещенная в газете, вскрыла беспорядки не только в орсе, но и в отделе кадров треста. Десятки рабочих, прибывающих к нам, целыми неделями не могут устроиться на шахты, в то время как ряд требований, на рабочую силу отдел кадров не выполняет. Однако товарищ Рымбек проявлял исключительную оперативность, когда речь заходила о его друзьях и земляках. Семьдесят процентов работников, занимающих более или менее ответственные посты на второй, восьмой, двенадцатой и тридцатой шахтах, — выходцы из Каркаралинского района, откуда происходит и сам Рымбек. В этих случаях людей отбирали не по способностям, а по дружеским и земляцким связям. Результат плачевный — все названные мною шахты не выполняют производственный план. Десять человек, работающих в тресте, в том числе и присутствующий здесь Махмет, тоже каркаралинцы. Товарищ Рымбек совершенно забыл указание партии о том, что на работу необходимо ставить только честных и деловых людей.
— Забыл? А может, Рымбек не забыл, а сознательно делал наоборот? — заметил Мейрам.
— Возможно, что и не забывал. Во всяком случае, такой подбор работников нельзя назвать случайным. А вот другие факты. В Большой Михайловке в фабрично-заводских училищах обучаются сотни молодых людей. Я побывала там и обнаружила вопиющие безобразия. Общежития убираются плохо, белье стирается редко, пища скудная и невкусная. Воспитательная работа фактически не ведется, есть случаи ухода из училища. Отдел кадров не уделяет внимания молодежи, а ведь молодежь для нас дороже золота. Когда говоришь об этих непорядках товарищу Рымбеку, он принимает смиренный вид и отвечает: «Я же только начальник отдела, есть люди повыше меня!» Из его намеков можно заключить, что всему виной товарищ Щербаков. Нет, эта уловка не пройдет! Мы хорошо знаем, что все эти вопросы решаете вы с Бейсеком Керимовичем, а Сергею Петровичу даете неправильные сведения…
— Не сводите здесь личные счеты! — бросил Бейсек.
Мейрам, постучав карандашом, остановил его.
— Вы кончили, Марияш? — спросил Мейрам. — Слово предоставляется вам, — кивнул он Рымбеку.
Говорливый Рымбек начал свою речь горячо:
— Всем известно, что партийное и административное положение у нас с Махметом совершенно равное. А раз так, то не может быть и речи о моем давлении на него. Он вполне самостоятелен в своих действиях. Городской комитет партии и руководство треста знают, как Махмет поступил к нам на работу. Отдел кадров советовался с кем нужно о его кандидатуре. Это надо учесть тем товарищам, которые обвиняют меня в земляцких связях с Махметом. И вообще здесь слишком много, но в корне неправильно говорили о всяких связях. Было ли хоть одно указание о том, что нельзя принимать на работу людей из той местности, где ты родился сам? Не было таких указаний. Хорошо, пусть такие люди были приняты. Кто-то из них совершил преступление. Но ведь каждый сам отвечает за свои поступки. А Марияш и Канабек требуют, чтобы отвечал я. Кто же из нас нарушает партийные установки? Кто допускает деление людей по родовым и земляцким признакам? Марияш с Канабеком!