Видя, что Чайков слишком уж кипятится, он сказал ему вполголоса, но так, чтобы услышал Мейрам:
— Немного потерпеть осталось. Мы свою работу закончили. На днях приедет комиссия из Москвы. Виднейшие специалисты скажут свое веское слово.
В эту минуту вошла Ардак. Она была в белом, свободно сшитом платье, с непокрытой головой. Черные косы тяжелым узлом уложены на затылке. Движения плавные, легкие. Ардак, здороваясь, по очереди обошла всех, каждого обласкала лучистым своим взглядом.
Чайков усадил ее рядом с собой.
— Ну, как двигается диссертация?
— Ох, неторопливо движется, — рассмеялась Ардак. — Путь науки тернист. Это вы первый подали мне мысль о диссертации. Если застряну в дебрях науки, вам и вытаскивать.
— Эх, Ардакжан, между геологом и филологом слишком большое расстояние. Вряд ли дотянется моя рука до вас, чтобы вытащить из дебрей. Но, я уверен, и не придется.
— В моей диссертации, — задумчиво говорила Ардак, — меня занимает мысль: правильно ли некоторые казахские ученые понимают народный эпос и правильно ли иные наши писатели используют этот эпос в своем творчестве?
В разговор вмешался Жанабыл:
— Мне кажется, что ты, Ардак, умаляешь значение народного творчества.
— Нет, не умаляю, а только хочу, чтобы к нему правильно подходили. Нельзя нашим писателям в форме старинных сказок и замысловатых преданий рассказывать о новых явлениях социалистической жизни.
Ардак говорила горячо, убежденно. Это были слова человека, много думавшего и готового отстаивать свои взгляды.
Что касается Жанабыла, он вступил в спор нечаянно для самого себя: о фольклоре у него было смутное представление.
Шекер давно уже стояла у порога и ждала, когда утихнет непонятный для нее спор.
Ардак спохватилась:
— Ох, увлеклась я! Наверно, кушанье готово. Надо помочь тебе, Шекер!
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
Из Москвы прибыла комиссия специалистов, о которой говорил Щербаков. Все спорные вопросы были подробно обсуждены на производственном совещании, в присутствии управляющего комбинатом, а позже — на заседании бюро обкома партии. Было решено ускорить закладку открытой шахты. У входа в первую шахту был вывешен приказ:
По распоряжению управляющего комбинатом товарища Щербакова из трех смен шахты одна смена переводится на выполнение подготовительных работ, две смены остаются на добыче. Ввиду перехода на работу в открытую шахту главный инженер Аширбек освобождается от своих обязанностей.
События совпали с отзывом из Караганды Мейрама. Его переводили с повышением в Алма-Ату, в одно из партийных учреждений. Вместо него секретарем горкома был избран Жанабыл.
Сегодня Ермек поднялся из шахты в приподнятом настроении. На его лице, покрытом угольной сажей, сверкали белки глаз и белые зубы. Торопливыми шагами он вошел в красный уголок. Рабочие, ожидающие своей смены, играли в шахматы и домино. Только что принесли свежий номер шахтной газеты. Один из рабочих начал читать вслух.
— О, Акым опять пошел в гору! Работает на двух машинах!
— Сколько дал?
— Сто двадцать процентов.
— Ох ты, вислогубый мой! — не удержался Ермек.
— А у Воронова — сто восемнадцать.
— Почти вровень идут.
Ермек подошел к диаграмме, вывешенной на стене, и стал наносить сегодняшнюю сводку выполнения плана по своей шахте. Красная зигзагообразная линия заканчивалась чуть выше середины листа. Ермек продолжил ее круто вверх. Повернувшись к рабочим, он громко сказал:
— Товарищи! План шахты выполнен на сто десять процентов.
Рабочие столпились вокруг диаграммы.
Легким шагом Ермек вышел из красного уголка, торопясь в горком партии.
В кабинете секретаря сидели Жанабыл и Щербаков. Ермек широко распахнул дверь. Жанабыл вопросительно посмотрел на него:
— Что, Ереке?
— Довели до ста десяти процентов!
— Отлично! — воскликнул Жанабыл. — Ведь отлично, Сергей Петрович?
Щербаков промолчал, барабаня пальцами по столу. Успех, конечно, радовал его. Но, испытанный производственник, он знал, что успехи порой бывают временными, — жеребенок-стригунок в начале пути тоже стремительно бежит.
— Конечно, хорошо, — согласился управляющий. — Посмотрим, что покажут следующие дни. Надо закрепить этот уровень добычи на весь месяц.