— Только успевай брать уголь и вывозить его! — возбужденно говорил Аширбек. — Не нужны ни лавы, ни вентиляции, ни врубовая машина, ни комбайн. Поезд проходит непосредственно в забой. Нам нужны только электросверла, взрывчатка и экскаватор для навалки угля. Вагоны погружены — вези куда хочешь. — Аширбек не без иронии взглянул на Ермека, начальника закрытой шахты.
— Ишь как расхвастался! — ухмыльнулся Ермек. — Всему свое место, инженер. Там, где уголь залегает на большой глубине, открытую шахту не заложишь.
— Это верно. Я не о том говорю… У тебя работают сотни людей и механизмов. Ты зарылся, как крот, в землю. А у меня все снаружи, все просто. Так вот — предлагаю соревноваться. Посмотрим, кто больше даст угля!
Ермек не успел ответить, вмешался Козлов:
— Смотри, парень, проверка моего комбайна подходит к концу. Мы еще потягаемся с твоей открытой шахтой.
Щербакову давно были знакомы эти дружелюбные споры и пререкания. Он не вмешивался в них, сосредоточенно присматриваясь к работе в новой шахте.
В забое стоял состав из сорока вагонов. Два экскаватора с двух сторон нагружали поезд углем. Доносился голос десятника, бранившего экскаваторщика:
— Где у тебя глаза? Видишь, через край вагона насыпал!
— Я хотел пополнее, а хватил лишку.
— Кто за тобой уголь подбирать будет?
— Так не лопатой же я насыпаю, а экскаватором. Не рассчитаешь.
Жанабыл невольно рассмеялся:
— Раньше десятники кричали навальщикам: «Почему не полную вагонетку насыпал?» А этот бранится, зачем сверх меры насыпал.
Сергей Петрович прошел вдоль всего состава, поднялся на край открытой шахты, взобрался на бугор породы. Отсюда открывалась вся Караганда.
Со всех сторон шли груженные углем составы и, сливаясь на основной магистрали железной дороги, непрерывным потоком катились дальше. Вот из ущелья открытой шахты показался поезд. Прощальный гудок паровоза потряс воздух, состав двинулся к главной магистрали.
Когда грохот поезда утих, Щербаков сказал:
— Что ж, еще одно дело сделали. Еще один шаг вперед. Нужно дать телеграмму Мейраму Омаровичу. Теперь начнем внедрять открытую разработку. Организуем самостоятельный трест открытых шахт.
— Эх, использовать бы в этом деле атомную энергию! — воскликнул Аширбек.
— А что ты думаешь о подземной газификации угля? — спросил Жанабыл.
— Комбайн хочу поскорее закончить, — вздохнул Козлов.
— С комбайном мы зашумим! — подтвердил Ермек.
Все четверо умолкли — ждали, что ответит Щербаков.
А он стоял на груде породы, широко расставив ноги, всматриваясь в степную даль, и ветер трепал на его непокрытой голове гриву седых волос. Косой луч солнца, вырвавшийся из-за облака, упал на его лицо с крупными выразительными чертами. О чем думал Щербаков? Что навеял ему этот степной простор? Может быть, вспомнился тот далекий день, когда в сопровождении друзей он приехал на бричке в незнакомый край, на заброшенный, жалкий промысел? Уныло скрипел тогда ручной ворот, поднимая из глубины на поверхность простую бадью с углем… Или вспомнились бессонные ночи в тресте, волнение, тревоги, радость первых побед? А может быть, в смутной облачной дали виднелись высокие трубы фабрик и заводов, которые встанут здесь, слышался гул новых, доселе невиданных машин, поступь тысяч и тысяч упорных людей, идущих покорять степь?
Он медленно сунул в карман руку, достал трубку, кисет с табаком и повернулся к своим спутникам.
— Все у нас будет, друзья! Наши надежды, наши мечты — все сбудется! Мы пришли сюда не подачек просить у природы, а подчинить ее своей большевистской воле. Мы пришли сюда утвердить счастье народа. Принимайтесь, товарищи, каждый за свою работу. Дел у нас впереди много!