— Почему Суйгембая прозвали Мужиком?
— Суйгембаю лет шестьдесят. За всю жизнь он, самое большее, побывал в трех-четырех семьях из шестидесяти семей елибая. Даже в дни айта[22] посещает не более трех юрт. Сидит дома один. Никого не боится. И не перестает работать, трудиться, как муравей. По характеру, по поведению он отличается от сородичей, вот и прозвали его Мужиком. Люди считают, что в прозвище — унижение его личности, а я, напротив, говорю, что для Суйгембая это похвала. Если бы казахи были трудолюбивы, как Мужик, то не страдали бы, не голодали, как нынче.
Завидев аул Суйгембая, мальчик, измученный жаждой, пустил коня галопом. Но напиться сразу не удалось — колодец Суйгембая оказался во дворе, огороженном высоким кирпичным забором, да к тому же еще и закрыт на замок. Вокруг двора чисто, нет ни соринки. Прошлогоднее сено сложено в кирпичном сарае. Небольшой чистый двор и дом выглядят лучше, чем у русских и даже чем у немцев. Каждый год на лето Мужик оставался на зимовке, но в этом году поставил старую юрту в двух-трех километрах от дома.
Мустафа подъехал и проговорил:
— Ассалаумаликум!
Суйгембай не ответил и даже не обернулся. Тяжело дыша, он продолжал бить по раскаленному железу, только что вынутому из горна. С каждым ударом Суйгембай кривил рот. На пальце правой руки, которой он держал молот, не было двух суставов, а на двух пальцах левой, которой он держал клещи, не хватало по одному суставу. Тем не менее руки у него ловчее и сильнее многих здоровых и способны вязать полосовое железо. Старик среднего роста, с жиденькой бородкой, живой, энергичный. Вид у него грозный, на человека он прямо не глядит, угрюм и неразговорчив. Подняв железо с наковальни, он положил его обратно в огонь и только после этого поздоровался с Мустафой за руку.
— Искренне соболезную, делю твою скорбь, — проговорил Мужик и стал боком.
От тифа умерли отец и мать жены Мустафы и трое ее взрослых братьев. Из большой семьи остался в живых только маленький Такен. Суйгембай доводился Мустафе дальним родственником, между их аулами было три-четыре километра, но Суйгембай так и не пошел на похороны родни, а соболезнование выразил только сейчас.
— Ай! — позвал он жену, хлопотавшую возле юрты. Жена заметно моложе Суйгембая, ей не больше тридцати. — Поторопись приготовить чай.
До чая Мужик повел Мустафу к небольшому строению возле дома. Это был сложенный из самана мазар, похожий на юрту, круглый, шириной более двух метров, глухой, без двери, лишь с одним окошком. Внутри несколько углублений. В одной нише — старый Коран, в другой — спички, в третьей — нож. Сверху на куполе поставлен латунный полумесяц. Он сверкает, отражая солнечные лучи.
— Люди мрут, и моя смерть бродит неподалеку, — проговорил Мужик. — Детей нет, я одинок, кто меня похоронит как следует? Вот заранее построил себе могилу. Если проживешь дольше меня, придешь, совершишь моление, своими руками положишь меня в этом мазаре. Но чтобы Махамбетше не касался моего тела, руки его нечисты.
— Да поможет аллах. Если доживу, то желание твое исполню, Суйеке, — пообещал Мустафа.
Одинокая юрта в зимовье, одинокая могила, тихая безлюдная степь, скромный суровый кузнец — все это оставило в душе Сарыбалы неизгладимое впечатление. Разговор за чаем о судьбе казахов также врезался в память. Чай был черный, со сливками и казался вкуснее мяса. Смуглая токал[23] подала горячую лепешку, положила сливочное масло и с десяток вареных яиц. Гости ели с удовольствием, хозяин молчал.
— Когда живешь зажиточно, родичи готовы растащить хозяйство; когда живешь бедно, то не накормят, — громко сказала токал. — Кроме вас, все, начиная от бия, надоедают: дай им то сена, то пшеницы, то косилку, то плуг. То одно, то другое. Дашь — хороший, не дашь — плохой. Но разве всем угодишь? Грешны мы, возможно, перед богом, но перед людьми — нет. Не любят нас от зависти, за то, что своим трудом кормимся, своими руками обеспечиваем себя. Никто не считается с тем, что старик бездетный. Орынбек, урядник русских, третьего дня забрал у нас единственную лошадь да еще угрожал и требовал, чтобы нашли вора Хамена. Но как нам искать ловкого беглеца, дорогой?! Урядник взял коня искать Хамена и до сих пор не вернул, хотя обещал. Теперь надо разыскивать самого Орынбека. Хоть плохой, но конь! — Токал всхлипнула, слезы покатились по ее щекам.
— Ладно, ладно, — строго заметил Мужик. — Хуже того, что назначено богом, не будет. — Обернувшись к Мустафе, он молитвенно развернул ладони и спросил: — И такие казахи тоже попадут в рай?