— Попадут! Разве они не мусульмане?
— Какие они мусульмане?! Они способны только на гадости, на сплетни и насилие! Они бесстыдники, невежды, трусы, угодники и к тому же лентяи. Не знают намаза, не придерживаются уразы! Если такие попадут в рай, то мне в такой рай лучше не ходить!
— Вы видите в людях только дурные стороны, Суйеке, — попытался успокоить Мустафа. — Но надо видеть и хорошие. Аллах одобрял чистоту и опрятность даже у иноверца Фергауина. У казахов немало достоинств. По пути в Мекку я встречал людей разных наций. Но нигде не замечал, чтобы чужестранцу что-нибудь давали даром. Даже воду продают. Без денег там умрешь с голода. Среди казахов многие живут без денег, без лошадей, одинокими, без родичей и друзей. На наши земли пришли узбеки, русские, татары, и посмотри, как они разбогатели. В этом не только богатство нашей земли, но и щедрость нашей души. Разве плохи, не человечны наши обычаи, такие, например, как уважение родителей и старших или отклик на смерть близкого, когда все с плачем скачут на конях к умершему. Если падет у кого-то скот в бескормицу — сообща помогают ему стать на ноги; если не справляется кто-то с работой, сообща оказывают ему посильную помощь. На те подлые нравы, о которых вы говорили, народ давно наложил клеймо позора и проклятия. Без худа невозможно было бы определить добро. Когда добро сильнее — зло погибает, когда зло осилит — погибает добро. Чтобы прожить пять дней, надо десять дней бороться. В конце концов погибнем все, но надо всегда бороться за лучшее. И мы с вами со временем протянем ноги, Суйеке. Хорошо, что приготовили могилу.
Мужик встал и вышел, не дождавшись конца чаепития. Он либо не нашелся что ответить, либо надоел ему разговор без дела. Подошел к горну, стал раздувать огонь. Мустафа, прочитав молитву, сел на коня. Когда выехали, сын спросил:
— Мусульманин он, этот Мужик?
— Что за вопрос!
— Если мусульманин, то почему вместе с вами не совершил намаз?
— Мусульманство не в одной молитве. Не все, кто молятся и держат уразу, сразу попадают в рай. Все дело в душе. Если человек подл, то никакой внешней благопристойностью он не обманет ни бога, ни народ, пусть хоть сто раз творит намаз.
— Если все дело в душе, то к чему тогда так много правил шариата?
— Подножку даешь, дрянной мальчишка?! — усмехнулся Мустафа.
Ответить ему не пришлось, внимание Мустафы привлекли дымные костры вдали и скопление людей. Впереди, возле Карамолы, густо располагались аулы рода тенизбай, за ними, в районе Самена, многочисленные аулы рода орынбай. Как будто сговорившись, все вышли в степь. Людей тьма-тьмущая, клубы дыма вытянулись в один ряд. Если собрались на той, то почему далеко от аула, в степи?
Сарыбала обрадовался и, подгоняя хромую трехлетку, воскликнул:
— Вот хорошо, попали на той!
— Не той, а, кажется, жертвоприношение, — предположил Мустафа.
Он угадал. На берегу речки Жарлауыт было вырыто около ста очагов, и в каждом установлен полный котел мяса. Зарезано, самое меньшее, сто голов мелкого скота. Четырьмя кучами возвышались шкуры овец, коз и козлят. У каждой кучи сидел мулла и, развернув ладони перед собой, читал молитву или перебирал четки. Те, кто резал свой скот, высказывали друг другу пожелание: «Пусть будет принято богом». А те, которым нечего принести в жертву, смотрели на котлы и про себя умоляли: «О боже, не забудь и нас». Мясо еще не сварилось. Говорят: «Бедняку один раз наесться досыта — уже полбогатства». С нетерпением ожидая еду, люди говорили об одном:
— И в том году, помните, была жара. Как только подали чаши с мясом, ох и полило тогда!..
— Во-он облачко появилось! Ей-богу, дождевое!..
— Кто его знает, то вроде собирается туча, то опять расходится.
— Аллах не обманет нашу надежду!
— Пора снимать котлы с огня. Если и не доварилось божье мясо, ничего опасного нет. Все равно вкусно.
Несколько старух, потряхивая черпаками, разбрызгивают воду вокруг. Мужчины во главе с муллой Жашкеном отправляют молитву. Все они просят одного — дождя. Слышны всякого рода исламские, шаманские, казахские упрашивания и заклинания.
Приступили к мясу. Опустошили котлы. О чем только ни просили, как только ни молились, но дождя не было. Все тот же знойный ветер, сухая земля, серое небо. Люди наелись, но на душе грустно. Сдерживая обиду на бога, опасаясь высказывать недовольство, некоторые пытаются обнадеживать:
— Хоть люди и спешат, но всевышний не позволит себе излишнюю торопливость.
Другие отчаиваются: