Неожиданно конь навострил уши. Показались около десяти всадников, скакавших налегке. У двоих торчат винтовки за спиной, видны шашки, у одного на груди блестит латунная бляха с ладонь величиной. Быстро подскакав, окружили юношу.
— Ассалаумаликум, — поприветствовал Сарыбала.
— Аликсалем. Ты чей сын?
— Мустафы-хаджи.
— Откуда волчья шкура под тобою?
— Убил.
— Сам убил?
— Сам.
— Возможно, что и сам, глаза у тебя серые, — сказал тот, что с бляхой, дородный, с жиденькой бородкой, и объехал вокруг Сарыбалы, разглядывая юношу и коня. — У Мустафы не было такого быстроногого. Где он его отхватил?
— Аубакир подарил.
— А-а, ты, наверное, зять Аубакира? — проговорил известный всем почтальон Шугел. Он только сейчас узнал Сарыбалу, хотя юноша узнал его сразу.
Среди всадников волостной старшина, гнусавый Мухтар, одет заметно лучше других. Глаза у него безжизненные, ничего не выражают, как у мертвеца. Лицо широкое. Народ дал ему прозвище Вредный Старшина. Мальчик хорошо знает нрав Мухтара и смотрит на него как котенок, впервые увидевший собаку. Мухтар тоже поднял глаза, и их взгляды встретились. Волостной первым отвел свой тупой взгляд. Пристальные, изучающие взоры обоих, казалось, рассказали в это мгновение о многом.
Прадед волостного Мухтара — знаменитый Игилик — имел двенадцать тысяч лошадей. У Игилика был сын Тати, у Тати — сын Мустафа, у Мустафы — Мухтар. Ни один из потомков Игилика не выпускал из рук должность волостного управителя. Только при Мустафе один раз захватил власть молодой Ахмет, но вскоре умер, и все пошло по-прежнему. Тот Ахмет был старшим сыном Кадыра, родным братом отца Сарыбалы — Мустафы. Отец Кадыра Матай жил в одно время с Игиликом и имел двенадцать тысяч овец. В роде Мурата было четыре крупных бая: Игилик, Матай, Акпан, Орынбай — хозяева всего рода. Но с годами сохранились табуны и отары только у Игилика, у остальных баев дело пошло на спад. Скот пропал, а вместе со скотом ушло и счастье. Но родовые привилегии, зависть и почитание, все это осталось и передавалось наследникам. Скрещенные взгляды мальчика и волостного правителя выражали давние отношения предков.
«У Махамбетше Билал, у Мустафы этот рыжеватый учатся. Завтра они будут бороться со мной…» — думал Мухтар.
«Да, бойся нас», — как бы предупреждал взгляд Сарыбалы.
Тех, кого Мухтар боится, он старается убрать с дороги, любым путем уничтожить. Если сразу это волостному не под силу, он начинает лицемерно «дружить» с соперником, а сам тем временем не забывает рыть яму для своей жертвы.
После свержения царя, когда на местах менялась власть чуть не каждый день и народ не знал, кому верить, кого слушать, за кем пойти, началась в степи неразбериха. Роды, объединившиеся во времена Игилика, Тати и Мустафы в одну волость, разделились на несколько волостей. Если не держать крепко в руках остатки прежней власти, то народ окончательно разбредется. Взять хотя бы этого юнца. Он уже что-то мнит о себе, задирает нос потомок Матая, отпрыск бедного, увядающего, вымирающего рода. А что, если выдавить его, как чирей?
Мухтар своей ненависти не выказал ничем и заговорил с дружелюбной улыбкой:
— Дитя, передай салем отцу и уважаемому Махамбетше. Не можем заехать к ним — торопимся, я вижу, ты уже вырос и можешь стать хозяином маленькой юрты. Когда собираешься жениться? Пригласишь на свадьбу? — закончил он шутливо.
Сарыбала промолчал, тоже не выказывая, понравился или не понравился ему дружеский разговор волостного. Мухтар не заезжает к ним в аул не потому, что спешит по важным делам, а потому, что ничего не получит в бедном ауле елибая. Туда, где нет мяса, кумыса и взятки, он никогда не повернет коня. А бай Аубакир ему не по зубам, тот себе на уме. Тертый Мухтар метит туда, где выгодно, где можно урвать. Кроме казахов его сопровождают и двое вооруженных русских из полиции Колчака. Раньше он ездил с урядником, и люди перед ним трепетали. Теперь выехал с полицией. В понимании Мухтара, твердо управлять народом — значит прежде всего пугать его. За жестокость и прозвали его Вредным Старшиной. В аулах решение аксакалов сильнее власти, обычаи превыше законов. Но сильнее всего: и власти, и аксакалов, и закона, и обычаев — волостной правитель.
Сарыбала видит, как этот всемогущий льстиво угодничает полицейскому. Колчаковец без конца зевает, видимо, устал от езды. Глава волости угождает ему:
— Каспадин афисер, курсак пропал, а? Шишас, казир, — старается услужить волостной. — Казир баран кушайт, шампан кушайт! — И, стегнув коня, пустил его с места в карьер. Слова его вызвали у Сарыбалы смех.