Сейчас он смотрел на уходящую к северу тучу овец и думал о деньгах. Думал с беспокойством. Деньги не имеют теперь должной силы, потому что правительство часто меняется. Но как без денег сохранишь богатство? Эти людишки, которые пришли помогать, хвалят его, угодничают, с завистью восклицают, что Аубакиру даже мечтать не о чем, что нет на свете человека богаче и счастливее его. А у Аубакира скребет на сердце, хочется уйти куда-нибудь подальше от людей. Но и одиночество не избавит его от сомнений, раздумий, терзаний. Мало касались Аубакира действия Колчака и правительства алаш-орды. Но теперь деньги заставили его призадуматься насчет власти более серьезно. Деньги, спрятанные в сундуке, — мертвый капитал, а деньги в обращении подобны многоводному роднику — они приносят и приносят прибыль. Правительство крепкое — и деньги дороже; правительству непрочное — и деньги без цены. Аубакир не особенно надеялся на силу Колчака или алаш-орды, он больше верил своему богатству, оно его никогда не подводило. Но деньги могут превратиться в пустую бумажку, если к власти придут красные.
Аубакир тяжело вздохнул. После падения царя бай утратил уверенность в себе, смена власти напугала его. Он ломал голову над тем, как же теперь сохранить богатство при любом правительстве, чтобы не разорили его ни враги, ни бескормица.
Послышалось пронзительное ржание беспомощного коня. Аубакир увидел рыжеватого, длинного, сероглазого джигита, который ловко поймал мухортого аргамака и, крепко схватив его за уши, не давал шевельнуться. Другой джигит быстро приложил раскаленное тавро к передней ноге коня. Аубакиру понравились смелые действия рыжеватого длинного. Он подозвал его и громко пообещал:
— Оплачу тебе за старание наравне с Джакыпом и Джамалом. Ты чей сын, Кожаного Глаза? Никто не поверит.
Джакып и Джамал — лучшие работники Аубакира. Один все лето извозничал на восьмидесяти арбах Аубакира. Другой командовал батраками на покосе, на уборке пшеницы. Джакып и Джамал были верными помощниками, и в хозяйских делах бай доверял им больше, чем родному брату Мухаю.
От похвалы и обещания бая ловкий джигит обрадовался. Лицо его расплылось в широкой улыбке. Его никогда не называли по имени, а лишь окликали пренебрежительно: «Эй, Серый Глаз!» или: «Эй, сын Кожаного Глаза!» Но с этой минуты имя джигита стали произносить с уважением: Ирисмагамбет. Слепой старый отец джигита, с кожаной повязкой на глазу, сутулый, с жиденькой бородкой, сразу приободрился и не без гордости поерзал на месте. Словом можно согреть человека и бросить в холод. От слов человек может пополнеть и похудеть. Ирисмагамбет после слов бая расцвел, глаза блестят, и стал он похож на овчарку, которая ждет команды хозяина: «Взять!», чтобы тут же броситься на жертву.
Из юрты Аубакира вышел силач Джусипбек с кумганом в руках. Он совершил омовение и один прочитал молитву. День жаркий, но силач накинул на себя купи, на голову — старый лисий тымак, обулся в рваные сапоги. Тесемки его рубахи не завязаны, и на открытой груди видны густые волосы. Движения Джусипбека вялы, он с похмелья, шагает лениво, зевает во весь рот. Кто не знает, не скажет по внешнему виду, что перед ним известный борец, неоднократно бравший большие призы на многих поминках. Он среднего роста, худощав, с хорошо развитыми мышцами, но по характеру беззащитный, беспечный. Сегодня утром он напился кумыса в байской юрте, да там же и уснул за дастарханом. Проснулся только теперь, помолился и направился к Аубакиру.
— Эй, Аубакир! — крикнул силач, подходя и расчесывая редкую бороду. — Скот держат для души, но душа твоя не только для скота. Ты совсем не знаешь покоя.
Аубакир не отозвался, огляделся. Возле костра был глубокий колодец. Бай подмигнул Ирисмагамбету и негромко сказал: «Обхвати его сзади и сбрось в колодец». Тот сразу подбежал и ухватился за борца сзади. Вялый Джусипбек молниеносным движением бросил его через себя. Ирисмагамбет упал на голову, перевернулся и растянулся, подняв облачко пыли.
Раздались восхищенные возгласы:
— Ба-ба! Сила еще не изменила старине!
Джусипбек обиделся:
— Дурак! Аубакир мне ровесник, может пошутить. Но ты не ровесник мне, сопляк! Науськали тебя, а ты бросаешься как щенок!
Ирисмагамбет, извиняясь, протянул руки Джусипбеку и упал к его ногам. Аубакир повел почтенных к себе на обед…
Унылый Сарыбала во время шумного таврения сидел в тени юрты и слушал разговор Мустафы с Хадишой. Отец только что виделся с Аубакиром и вернулся от него с обидой.
Сарыбале очень хочется потереться в толпе, там же, где его тесть, но нельзя.