Потушив лампу, Назым снова удалилась и, прижавшись к юрте, стала подслушивать. В юрте по-прежнему царило молчание. Ночь стояла лунная, маленькая юрта белела, тундик был закрыт. В тихом жилье два невинных сердца продолжали взволнованно колотиться, но жених и невеста даже не осмеливались коснуться друг друга и не открывали рта, будто боялись, что от их горячего дыхания вспыхнет пожар и они сгорят. Назым надоело без толку подслушивать, и она вернулась в юрту.
— Ну, значит, познакомились и наговорились вдоволь. Теперь будете встречаться без меня, и гуляйте смело, никого не бойтесь.
Пожелав успеха, Назым выпроводила Сарыбалу, прикрыв его на всякий случай своим чапаном.
На другой день Сарыбала обнаружил в своем кармане платочек с вышивкой. «Как она смогла его положить? — недоумевал юноша. — Ничего не сказала, не предупредила… И что это вообще означает? Может быть, она пожалела меня как бедняка? Хотела похвастать своим богатством?.. Или подарила на память, чтобы я никогда не забывал о ней?..»
И вот сегодня он услышал неутешительный, разговор отца с матерью. Сарыбала ругал и стыдил себя, как только мог. «…Кроме нас двоих, в юрте никого не оставалось, а я не смог выговорить ни слова. Она, наверное, подумала, что я немой теленок и вообще олух. Э-эх, если б еще раз встретиться!.. Надо встретиться! И немедленно. Рассказать о том, что думает ее отец, узнать ее мнение, а потом решить, что делать, кем стать — беглецом или гордецом…»
Сарыбала глянул на свой аул. Сплошь залатанные, бурые, закопченные юрты поставлены как попало. Небольшая отара разбрелась по выгону, люди шлялись без дела. Мрачный вид у бедного аула. Тишина нагоняет скуку.
А в ауле Аубакира шумно: толпятся люди, мычат коровы, ржут кони.
Сарыбала увидел трех девушек. Они шли от аула в степь, и одна из них неожиданно направилась к нему. Юноша узнал Салиман, дочь Бахая. Она частенько рассказывала Сарыбале что-нибудь о его невесте, и, надо полагать, Батима рассказывала что-нибудь о нем. Салиман старше их обоих, дружила с Сарыбалой и всячески старалась устроить нареченным свидание или хотя бы передать привет, теплую весточку. На этот раз она с ходу сообщила, что Батима завтра уезжает.
Сарыбала совсем приуныл, поняв, что остается у разбитого корыта. Он был бы счастлив, если бы осталась одна Батима, а весь тот шумный аул перекочевал куда-нибудь навсегда. У какого джигита не испортится настроение, если уезжает любимая девушка, о которой он столько мечтал?!
— Почему так поздно известила? — спросил огорченный Сарыбала.
— Она не знала. Отец только сегодня решил забрать ее с собой.
— Тогда устрой нам свидание сегодня же, очень прошу!
— Но как? Отец же ее здесь.
— Отец сегодня хотел поехать в Ботакару.
— А грозную бабку куда денем? Она ни ночью ни днем не спускает глаз с внучки.
— Не боюсь я такой грозы. Сам пойду к Батиме. Дверь изнутри запирается на замок. А если запрется, я перелезу через притолоку. Я должен увидеться с ней сегодня! Самое страшное, если увидят меня и поймают. Но этого я не боюсь.
— Ты упрямый, оказывается, но о чем раньше думал?
— Раньше, наверное, у меня не было такого отчаяния, как сегодня. Иди скорее, Салиман, и передай, что я обязательно приду…
Аубакир собрался в Ботакару. Вороного аргамака он запряг в коляску с рессорами. Ботакара — русский поселок, волостной центр. Сегодня туда должен прибыть карательный отряд белых во главе с Волосниковым. Там, где побывали каратели, остаются горе и слезы. Аубакир намерен уговорить главаря карателей и отвести в сторону от своих аулов. Толпа пожелала баю доброго пути. «Ради аллаха, уведи от нас подальше бешеных зверей!»
Когда Батима осталась в юрте одна, вбежала запыхавшаяся и веселая Салиман.
— Ты что, счастье свое поймала? — спросила Батима.
— Еще какое! Сегодня к тебе придет жених.
Батима насторожилась.
— Ей-богу, придет.
— Не городи чепуху!
— Не жить мне на этом свете! Придет! Просил, чтобы ты не запирала дверь на замок, говорит, перелезет через притолоку.
— Ой, да вы оба одурели! — Батима даже побледнела. Обычная улыбка исчезла с ее очаровательного личика, в больших верных глазах с длинными ресницами появилась тревога. Она уставилась на Салиман неподвижным взглядом. Невысокого роста, Худощавая, с мягким характером, Батима вдруг преобразилась. — Иди скорее, иди к нему и скажи, — зашептала она, хотя, кроме них, никого в юрте не было, — не надо приходить ко мне. Если застанут, сраму не оберешься!..
— Я говорила, он не слушается.
— Сходи еще раз! Скажи, что я послала.