Салиман ушла. Батима вышла из юрты — украдкой стала глядеть за подругой. Она увидела Сарыбалу, одиноко бродившего у речки, и стала ругать себя за то, что погорячилась и так настойчиво просила не приходить. Совесть, говорят, сильнее смерти. Совесть сейчас хотела подавить и любовь в сердце девушки. Батиме очень хотелось увидеть Сарыбалу поближе. Невесте, по обычаю, нельзя называть жениха по имени, и Батима соблюдала обычай. Когда люди говорили что-нибудь о Сарыбале, она делала вид, что не слушает, а на самом деле ловила каждое слово о суженом. Под предлогом пройтись она уходила от аула как можно дальше и все время незаметно следила за юртами, в надежде увидеть любимого хотя бы издали. Слова подруги: «Он твой жених» были для нее самыми приятными. Но слова бабушки: «Щенок Мустафы» огорчали ее. Чистая девичья совесть стала перед Батимой преградой, словно хребты Ала-Тау. Сарыбала уже решился преодолеть перевал, а она все еще медлит, колеблется. Вскоре вернулась Салиман.
— Мои советы отлетают от него, как горох от стенки. Он еще больше разозлился.
— Значит, он хочет опозорить меня?
— Да нет же, о каком позоре ты говоришь! Ведь он не проходимец какой-нибудь, а твой жених. Не беспокойся, никто не узнает. Только дверь на замок не закрывай и смажь маслом, чтобы не скрипела. У бабки сон крепкий, она тугоухая, да, кроме того, еще и укрывается с головой. В это время стригунок будет резвиться, стучать копытами, так что не волнуйся…
— Не уговаривай меня, лучше уйди, пожалуйста!
— Ладно, ладно, уйду. Но учти, если он полезет через притолоку, стыда будет побольше, — предупредила Салиман и ушла.
«Нет, не придет, он просто решил попугать меня, — пыталась успокоиться Батима. — Он ведь представляет себе, какой это позор на мою голову».
Наступил вечер, стемнело. Батима волновалась. В аулах то там, то здесь засветились огоньки, лениво и гнусаво затявкали собаки. Послышались веселые голоса девушек и джигитов, собравшихся возле качелей — алтыбаканов. Из-за хребта медленно стала подниматься неполная луна… Батима ничего не видела, ничего не слышала, поглощенная своими мыслями. Старая Биби отправила ночную молитву и легла спать. Она не заметила волнения внучки, которая то выбегала из юрты, то возвращалась сама не своя.
— Ложись, Батеш, — проговорила старуха, зевая. — Запри дверь на замок, потуши лампу. Чего доброго, заберется еще какой-нибудь бродяга.
Батима прикрыла дверь, повесила замок. Но, представив, как Сарыбала лезет через притолоку, она сняла замок. Осторожно смазала маслом дверные петли, порог и косяки. «Он не придет, если я оставлю лампу зажженной», — подумала Батима. Старуха, словно угадала ее мысли и приказала:
— Гаси свет, не трать зря керосин!
Лампа потухла, и в темной юрте наступила мертвая тишина. Старуха спала на полу, слышалось ее свистящее дыхание. Батима лежала на кровати за пологом. Как ни заставляла она себя сомкнуть глаза, все равно не спалось. Шевельнется какая-нибудь мышь, а Батима уже таращит глаза на дверь. Сердце ее колотится гулко, словно топот коня. Тягостны минуты ожидания, мучительны, но сладостны, она не променяла бы их на целые годы скуки…
Вот за дверью, в слабом свете луны, промелькнула тень. По телу Батимы пробежали мурашки. Приподняв войлок у входа, Сарыбала прикрылся им и несколько мгновений вслушивался. Какой острый слух у него! Услышав еле различимое сонное дыхание старухи, он открыл половинку двустворчатой двери и шмыгнул внутрь. Босой, рукава рубахи засучены, штаны закатаны выше колен. Сарыбале не холодно, но он дрожал. Опять прислушался, затаил дыхание. Обстановка в юрте ему совершенно незнакома, он впервые переступил этот порог. Пробравшись возле перегородки из плетеного чия, он остановился перед спящей старухой. Кажется, не старуха преграждает дорогу, а черная змея, которая непременно ужалит, если попытаешься перешагнуть. Обойти кровать с другой стороны Сарыбала побоялся, вдруг заденешь что-нибудь, загремишь и разбудишь старуху. Постояв немного в нерешительности, Сарыбала перемахнул через старуху. Батима не успела перевести дыхание, как очутилась в объятиях джигита. Оба тотчас укрылись одеялом с головой и долго не могли произнести ни слова.
Пока они успокоились, короткая ночь приблизилась к рассвету.
— Я узнал, что ты уезжаешь, и вот пришел к тебе, — сказал Сарыбала. — Ты должна развеять мои сомнения.
— Какие сомнения? — прошептала Батима.
— Уже два года ходит в аулах слух, будто тебя выдают за сына Тайтурсуна.
— Разговор был, но что решили родители, я не знаю.
— А если тебя действительно засватали за него, что будешь делать?