Выбрать главу

— Это — воля белого царя, голубчик, — оправдывался он.

— Царь — не бог, зачем ему подчиняться? Если бы царь был справедлив, то не пустил бы столько народу по миру! Унижение терпят только трусы. Вы даже не сопротивлялись на родной земле. Идите за мной, я поведу вас в Джиделибайсын. Там много земли, хороших людей, там рай настоящий!

В ответ Махамбетше слегка улыбнулся. В народе давно бытует молва о Джиделибайсыне, земле обетованной, где нет зимы, где вечно зеленеют луга, где множество фруктов и нет правителей. Но никто не знал, как разыскать этот райский уголок. Молодой Мекеш тоже не знал, но верил и мечтал найти Джиделибайсын.

О Джиделибайсыне разговорились, стараясь подольше продолжить приятное мечтание. А солнце пригревало все сильнее. От жары собаки высунули языки, пустили слюну вожжой, стали искать тень и быки, запряженные в телеги. Табун, шедший рядом с кочевкой, перестал пастись, лошади беспрестанно мотали головами.

Кочевье остановилось в долине реки Кокбек, весной обычно многоводной, летом почти высохшей. Быстро поставили шалаш, и вскоре повсюду поднялся дым костров.

Под солнцем трава, словно бархат, меняет оттенки. Отдыхает, наслаждается все живое. Лишь мальчонка Сарыбала без устали гоняется за бабочкой, ему не до отдыха. Белая бабочка садится на траву, будто поддразнивая: «Поймай меня». Но как только мальчик протянет руку, бабочка, играя и словно насмехаясь, вспархивает и перелетает на другое место. Мальчонка, с досадой шмыгая вспотевшим носом, в надежде поймать бабочку снова мчится за ней вдоль берега речки все дальше и дальше.

Махамбетше, Мекеш, Кутыбай и Ибиш продолжали печальный разговор, сидя на переднем месте в аблайче — походной кибитке. Длиннолицая жена бия резво взбалтывала желтый кумыс. Ее черные смородиновые глаза задумчивы. Мужчины уже слегка закусили, пестрая красноватая чаша с кумысом наполовину опорожнена. Приятный запах конины, булькающей в черном котле за дверью, заполняет аблайчу. Женщина, взбалтывая кумыс, старалась не упустить ничего из разговора мужчин.

— Кутыбай, спой песню, подними настроение, — сказала она, когда все замолчали. — Хватит, вдоволь наговорились, уши устали. Воробей и тот переживает самую лютую зиму. Неужели бог создал нас слабее воробья? Не впервой покидать казаху насиженные места. Выжили ужасный джут, выживем и теперь.

Кутыбай похвалил ее:

— Ай да Джамила, главный бий у нас — ты. Махамбетше выше тебя лишь происхождением и тем, что мужчина.

— Мне приятна твоя похвала, Кутыбай, да растет твое потомство. Но, говорят, счастье приходит не только к женщине, но и к дураку. Когда же уходит, не поймать его ни простому смертному, ни самому умному.

— Да-а, — многозначительно протянул Кутыбай и заиграл на домбре незнакомую мелодию. Повернувшись лицом в сторону родных покинутых мест, он запел:

Кара-Нура, ты издали видна. Родная с детства и черным-черна. Неужто вправду расстаемся мы? Душа тоской смертельною полна.
Кожар, Джауир-тау, — вижу вас, Орла держал там на плече не раз. Хребтом Айкай-Шокай от взора скрыт, Но родину нельзя закрыть от глаз.
О тучный край — молочная река! Гнетет народ унынье и тоска. А в лучших душах закипает гнев, Молчанием скрываемый пока.
Царь приказал… Покорные царю, Скрипим зубами мы в родном краю. Но близок час расплаты. Мы придем И учиним расплату здесь свою.

Постепенно вокруг Кутыбая собрались люди. Женщины заплакали. Тяжело вздыхали старики.

— Зря мы не согласились на поселки, — покаянно произнес одни из аулчан.

Щербатая жена его, стоявшая рядом, щипнула себя за щеку и пробормотала:

— Если казаху не кочевать, разве он проживет? Если ты сегодня согласен жить в поселке, завтра начнешь креститься.

— Перестань, иная вера мне не нужна!

— Душно здесь, — послышался голос Мекеша. — Лучше пойду искупаюсь, чем грустить. — Он поднялся, накинул на себя белый чапан из верблюжьей шерсти с бархатным воротником. Сапоги на нем из превосходной кожи, с длинными широкими голенищами, на высоких каблуках. Тымак из белой мерлушки завязан сверху. Все посмотрели на Мекеша. Медленно шагая, он спустился к речке. Здесь купались пять-шесть молодых женщин. Они шумно плескались, смеялись. Завидев Мекеша, женщины выскочили на берег и, схватив одежду, кинулись прочь. И напрасно: Мекеш сам повернул от них в другую сторону. Смелый джигит робел перед женщинами. Дело в том, что жена Мекеша, по имени Кадыш, худощавая и чернявая, с глазами как у дикой козы, дочь известного силача и острослова Манки, как ни странно, верховодила в семье. Стоило ей прикрикнуть, как горячий Мекеш сразу смолкал; стоило ей засмеяться чему-нибудь, как он тотчас вторил ей. В чем была сила хрупкой Кадыш, сумевшей подчинить себе такого тигра, люди не знали. Робость Мекеша перед женщинами, видимо, объяснялась влиянием Кадыш.