Он с тоской огляделся в поисках дымка. Аулов не видно. Вдали справа виднелась отара. Голодный путник завернул туда, чтобы попить хотя бы пустой койыртпак — смесь кислого молока с пресным. Чабаном оказался тот самый рябой с потрескавшимися губами. Они разговорились как старые знакомые.
— Доброго пути, сынок. Что же ты мало пробыл в нашем ауле?
— В ваш аул приеду только тогда, когда со всех сторон меня окружат волки.
— Почему?
Вместо прямого ответа Сарыбала спросил:
— Койыртпак есть? Я проголодался.
Чабан уложил верблюда, снял притороченный к горбам бурдюк и налил в чашу белого койыртпака. Сарыбала выпил единым духом и спросил:
— Сметана или койыртпак?
Не отвечая, пастух налил еще.
— Выпей, браток. Близко аула не встретишь. Видно, не накормил тебя наш мырза.
— Разве он мырза?
— Богатый, потому и величаем мырзой.
— В сравнении с ним ты больше мырза, чем пастух. Ты признаешься мне, если спрошу?
— Попробуй.
— Когда я подъехал к юрте, хозяин бил тебя и спрашивал: «Где рыжий баран?» Раньше такое у тебя случалось?
— Ей-богу, никогда ничего не брал. Как пропадет у него какая-нибудь паршивая овца, так и кусает всех, словно скорпион, бесится. Здесь сейчас нет посторонних. Нас никто не подслушает… Если говорить правду, братец, рыжего барашка увела сама токал.
— Увела своего барана?
— Отдала его джигиту, которого любит. Охраняли они отару вдвоем, а я уснул на минутку.
— Если у токал есть джигит, а дочь байбише похожа на тебя, то вы крепко наказали Тубета.
— Не надо шутить, братец, не надо шутить. Зачем байбише связываться со мной?
— Я не шучу. Дома у вас скандал. Байбише и токал подрались, изобличали друг друга в грехах. Тубет обоих поколотил.
— Теперь доберется и до меня, доберется! Пропал я, совсем пропал!.. Поезжай, братец, поезжай! Не надо задерживаться со мной: чего доброго, еще нагрянет!.. Брошу я, наверно, этих овец, брошу.
Чабан, бедняжка, затрясся от страха, начал молоть вздор, оставил отару и поплелся за Сарыбалой.
— Подожди! — остановил его Сарыбала. — Тубет пока еще ничего не знает. Токал не осмелится признаться, если сама запуталась в грязных делишках. А остальным какое дело до тебя? Продолжай потихоньку пасти. Если бросишь овец, то навлечешь на себя подозрение. Да еще, чего доброго, нападут на овец волки, тогда совсем беда…
— О аллах, ты говоришь, он еще ничего не знает?
— Ничего не знает. Овец ему возврати и тогда можешь уходить. Неужели ты не найдешь для себя другого, более человечного хозяина?
— Давно ушел бы, не отпускает! Я ему должен, — ответил чабан и долго рассказывал о том, как влез в долги. У отца он единственный сын. С десяти лет начал батрачить. Горбатая мать и больной отец состарились, семья кормилась молоком одной коровы. Когда умерла мать, заняли у Тубета овцу с условием отдать своего телка, когда корова перестанет доиться. Но теленка съели волки, а корову угнали воры. И у сироты ничего не осталось, чтобы рассчитаться с долгами. Из года в год долг стал расти. Не успел рассчитаться, сразу через полгода хозяин уже требует шестимесячного ягненка, не отдашь, через год он уже потребует барана. Так всегда. Не отдашь теленка, через год требует бычка, не отдашь бычка — вола. Вот уже десять лет бесплатно трудится чабан на Тубета и все еще не рассчитался. Тубет для него все — и хозяин и бог. Однако и такой кроткий чабан спутался с его женой. Понимает ли он или не понимает, какая в этом опасность для его жизни? Почему он сошелся с байбише? А может быть, для бедняжки связь с байбише — единственная отрада в жизни?
Когда Сарыбала повернул коня на дорогу, пастух стал его умолять:
— Браток, держи язык за зубами, иначе он меня убьет.
Сарыбала пустил коня галопом. Хотелось побыть одному. Но одиночество не избавило его от тягостных мыслей, навеянных тем, что пришлось увидеть и услышать только что: «Тубета как огня боятся и жены его, и пастух. Но тем не менее все они исподтишка унижают его, издеваются над ним».
Солнце зашло, стало темнеть. В безлюдной тихой степи показалась наконец одинокая юрта. «Как она попала сюда? Почему так далеко от других?»
Сарыбала завернул к юрте. Кто бы там ни был, ночевать больше негде. Навстречу с лаем выбежала желтая сука, а вслед за ней из юрты появился чернобородый мужчина и тоже бросился навстречу всаднику, размахивая на бегу руками:
— Не подходи! Стой, не приближайся!
Сарыбала придержал коня, и чернобородый остановился поодаль.
— Отагасы, почему вы не разрешаете подъехать?