После «жар-жара» началось бракосочетание. Перед распорядителем стоит чаша с водой, накрытая белым платком. На дне чаши лежит серебряная монета. Два джигита зашли за полог, где сидела Асия, и обратились к ней:
— Мы — свидетели перед богом и перед людьми. Согласна ли ты выйти замуж за сына Исы — Домбая?
Асия молчала. Сказать «согласна» у нее не поворачивался язык. А говорить «не согласна» все равно бесполезно, участь ее решена, выбор сделан другими. Шариат, обычай, воля отца — прочные кандалы, и разбить их не под силу не только хрупкой бесправной девушке, но и джигиту из джигитов.
Свидетели ждали ответа, повторяя заученные слова: «Мы — свидетели перед богом и перед людьми…»
Асия, так ничего не ответив, расплакалась.
— Отойдите в сторонку, — вмешалась женщина с веснушками на щеках и оттолкнула свидетелей. — Видите, она стесняется, я сама спрошу. — И, сделав вид, что пошепталась с Асией, веснушчатая громко объявила: — Согласна!
Свидетели видели, что Асия не открывала рта, но им ничего не оставалось делать, как засвидетельствовать согласие перед распорядителем свадьбы. Тот сделал вид, что охотно поверил свидетелям. Согласие жениха получили сразу же, затем распорядитель благословил молодоженов, преподнес им чашу с водой и предложил сделать по глотку. Жених глотнул жадно, невеста едва коснулась чаши губами. Свидетели в два голоса: «Глотнула, глотнула!». Асия не протестовала. У нее не было сил протестовать. Рыдала до хрипоты, выплакала все слезы, упорствовала, как только могла, но никто с ней не считался.
Провожали невесту с воплями. Жены близких взяли Асию под мышки, подняли, поставили на ноги и, подталкивая, вывели из родного очага. Асия не хотела садиться на коня — ее подняли и усадили в седло. Один повел коня в поводу, двое других по бокам поддерживали Асию, чтобы не упала. Невеста горько заголосила:
С такими словами все дальше и дальше уезжала Асия от родного аула. Провожающих становилось все меньше и меньше. Причитания доносились все слабее.
Только теперь проснулась жалость в сердце отца невесты. Он всхлипнул и сквозь слезы заговорил певучим речитативом старинные слова отцовского горя:
— Жеребенок мой, бегавший возле матери! Козленок мой, прыгавший по обрывам! Перья, украшавшие мою голову, драгоценный мех на моей одежде, звезда моя не небесная, а домашняя. Что я мог сделать для тебя, чем защитить? Судьба женщины предназначена аллахом. Как ты горько плачешь, милая! Потерпи, милая, потерпи. Привыкнешь, ведь мать твоя тоже привыкла…
Его слушали только двое — Атуша и Сарыбала. Сваты уехали, толпа разошлась. Все вещи увезли с дочерью. Пустая юрта заполнилась теперь лишь рыданием старика. Наконец уехали и два последних гостя.
— Разлука с такой девушкой — горе не одной семьи, — сказал Сарыбала. — Асия — звезда не только для старика, но и для всего аула. Свою радость они отдали в чужой аул, на вечное горе.
— У любой невесты глаза на мокром месте. Они всегда ревут понарошку, — махнул рукой Атуша. — А какой жених ей нужен еще? Сын пророка, что ли?
— Неужели такой болван ее достоин? Ты ее совсем не жалеешь!
— А чего жалеть?! Невеста и жених первым делом ищут себе хороших родственников. Если родственники подходящие, то всякие «согласна, не согласна» в расчет не принимаются. Толстяк правильно сказал — привыкнет. Не она первая, не она последняя, видели таких немало.
— В старое время люди вынуждены были мириться с такой несправедливостью, но теперь время другое.
— Ты думаешь, невеста не знает, какое сейчас время, какие законы? Знает. Она поехала из-за родных жениха. Скота у них много, а любому казаху, мужчине или женщине, всегда хочется быть богатым. Об этом мечтал не только ее жирный отец, но и она сама думала. Разве есть человек, не ставший рабом своего брюха?
— Значит, все твои мысли упираются в брюхо?
— А как же иначе?
— Тогда чем же, по-твоему, человек отличается от животного?
— Вот те на!.. Человек хуже животного! Люди друг друга обманывают, насилуют, грабят. Ты жизни не знаешь, а мне пришлось околачиваться возле многих правителей, толковых людей, и я понял кое-что. Человечность — это болтовня. В душе каждого сидит черт…
— Тебя наверняка сбили с толку те самые «толковые люди» — баи, правители-грабители. Надо брать пример не с них, а с новых и честных людей.
Атуша громко рассмеялся. Постучал шашкой о переднюю луку седла, заложил насыбай за губу и сплюнул сквозь зубы. Тягучий плевок упал метрах в пяти от головы лошади.