— Сколько у тебя овец? — спросил Байсалыков.
— Две тысячи.
— Знаю. А сверх этого?
— Если сомневаетесь, давайте пересчитаем.
— Ты, кажется, зять Аубакира, сын Мустафы-хаджи?
— Да.
— Тогда и пересчитывать нет смысла, тебя не поймаешь.
Тайное уважение Сарыбалы к этому человеку сразу остыло. Мысли юноши смешались, терзала досада. «Зять буржуя, сын хаджи». Что он этим хотел сказать? Что от волков родится волчонок? Я ничего не сделал плохого, чтобы они считали меня волчонком. Значит, мне они доверяют меньше, чем, допустим, Джуасбаю. Зачем тогда привлекают нас для оказания помощи? Выходит, что мы напрасно трудимся?»
Подъехавшие переговаривались между собой вполголоса, едва слышно.
— Не круто ли, товарищ Байсалыков? — заметил русский.
Байсалыков ответил неуверенно, но упрямо:
— Надо быть осторожным, товарищ Катченко. У него родня — настоящие гады!..
Услышав фамилию Катченко, Сарыбала встрепенулся. Имя Катченко было известно всему уезду. Вместе с Сакеном Сейфуллиным его заковали в кандалы и гоняли по колчаковским тюрьмам. Он устанавливал советскую власть в Акмолинске. Человек великодушный, общительный, он легко сходился и умел поговорить с любым. Видимо, он понял смущение Сарыбалы и подошел к нему с ободряющими словами:
— Молодой человек справился со своим делом хорошо. Главное, быстрее других собрал. Когда Россия так нуждается в продуктах, медлить — значит идти на саботаж. Овцы упитанные, надо их уберечь в пути. Некоторые деятели собрать-то соберут, но по дороге растеряют овец и привозят в Акмолу одни акты. Таким вот нерадивым поставлю тебя в пример.
— Это большая похвала для меня. Но некоторые в моем добром намерении видят что-то нечестное.
— В душе у тебя, вижу, прячется какая-то обида. Давай-ка раскрой свою тайну, — попросил Катченко.
Сарыбала владел русским языком плохо, а тут еще разволновался. Трудно ему было передать наболевшее. Он пояснил коротко и решительно:
— Тесть мой — бай, отец — хаджи. Люди упрекают меня за это. Другой вины у меня нет.
— Это не вина, дорогой. Маркс и Ленин тоже не пасли овец. Отец Энгельса был богатым. Конечно, тебя сравнивать с ними нельзя. Они — вожди пролетариата, гении, рождающиеся один раз в сто лет. Если смотреть с классовой точки зрения, то есть и пролетарии, которые изменили своему классу, предали его. И наоборот, есть такие выходцы из класса угнетателей, которые решительно стали на путь революции. В процессе классовой борьбы мы не должны забывать об этом. В наше время каждый человек оценивается по своему труду и поведению. У каждого должно быть свое место в обществе.
— Толстяк Мухтар все еще правит волостью, все еще угнетает народ. Рабочий Джуасбай приносит больше вреда, чем пользы. И это тоже значит, что каждый человек занял свое место?!
— Не огорчайся временными неполадками, парень. Путь советской власти труден, потому что никем не изведан, никому не знаком. На этом сложном пути могут немало вреда причинить нам не только враги, но и друзья. И чем больше инициативной, умной, честной молодежи будет участвовать в государственных делах, тем скорее пойдет борьба с пережитками прошлого. А пережитков много. Они глушат те семена, которые сеет советская власть. Мало сеять — надо еще и защищать посевы. Поэтому мы должны трудиться и днем и ночью, оберегать новые всходы. Если видишь плохое, не предавайся отчаянию, а действуй. Если видишь хорошее — пусть тебя не пьянит успех. В построении нового общества хорошее должно побеждать плохое. Помни, что наша опора — это социализм и советская власть…
Катченко, улыбаясь умными светлыми глазами, окинул Сарыбалу взглядом с ног до головы и сказал:
— Нам пора ехать, браток. На тебя буду надеяться. Кажется, ты чем-то даже на меня похож. Волосы такого же цвета, думаю, что и душа такая же. Ну, до свиданья, будь здоров.
Сарыбала долго смотрел вслед удаляющимся всадникам. Несколько раз он вполголоса повторил: «Наша опора — это социализм и советская власть». Он повторял эти слова, и туман грусти рассеивался. Сарыбале становилось веселее.