— Батима послала… Велела привезти.
— Врешь!
— Мать ее послала, — признался работник.
Приказ тещи Сарыбалу оскорбил, и он раздраженно потребовал:
— Живо отнеси вещи на место! Кто бы ни послал, не отдам!
Обошлось без шума, без скандала, и это заставило Сарыбалу задуматься. В чем дело, почему они решили забрать вещи Батимы?
Во двор вышли Хадиша и Мустафа с четками в руках. Отец подошел к сыну медленно, глядя себе под ноги, и негромко заметил:
— Зря погорячился, сынок. Из-за вещей близких не обижают.
— Хватит! — вмешалась самолюбивая Хадиша. — Прощали, прощали, нет больше сил терпеть! Слава богу, прошло то время, когда я боялась родни. Сын сейчас взрослый, самостоятельный. Он женился, и нечего другим злорадствовать. Постыдились бы, дураки, еще при жизни дочери забирать ее вещи! Испугались, конечно, что потом не взять. Разве можно так поступать?! Пропади пропадом их барахло, оно не стоит моей Батеш. Но как обидно из-за жадности свахи…
— Перестань тараторить.
— Не перестану!
Старик и старуха заспорили. Сарыбала не вмешивался, думал о своем.
«…Подводы, налоги распределяются по аулам. Богатство Аубакира в несколько раз больше богатства всех шести аулов рода елибай. Люди ропщут, недовольны тем, что платят наравне с ним. Мне тоже не дают покоя шептуны. Старый Махамбетше по-прежнему вымогает взятки, все еще пользуется былой властью… По традиции сын бая Билал начальствует в уезде. Он враждует с Аубакиром и волостным Мухтаром, но за советские порядки он только на словах, а на деле — тот же насильник. А тут козни Орынбека и Тулеубая. Как мне бороться с открытым злом? Как сопротивляться старому? Где у меня такая сила? Не хотелось мне ввязываться в борьбу, но подлецы не дают жить спокойно. Разве не безобразие, не издевательство среди бела дня ворваться в моя дом! И меня же еще обвиняют в том, что я не дал свои вещи. Отец учит: будь смирным — будешь сытым. Все ли смирные сыты? Можно ли вообще всю жизнь ходить смирным?..»
Наступила осень. Вместе с нею прикочевали на зимовку люди с джайляу. Что ни день, то новая забота. Аубакир со своими четырьмя семьями расположился в новых домах с множеством комнат, с множеством скотных дворов. На тихой безрадостной зимовке снова закипела жизнь. Стало шумно от мычания коров и блеяния овец. Не стихал и людской говор. Кажется, молчал только один Сарыбала, он даже не зашел в новый дом тестя, куда любопытные валили толпами.
В один из печальных осенних дней, когда Сарыбала ходил сам не свой, теща привезла Батиму. Все близкие Сарыбалы обрадовались так, будто сноха впервые переступила порог их дома. В дальнюю комнату прошли только двое — Сарыбала и Батима, а в переднюю народу набилось битком. Шум, смех, говор.
— Я измучилась без тебя и вот приехала, — сказала Батима. — А почему ты ни разу не пришел ко мне?
Она сильно похудела — кости да кожа. Глаза стали большими, дышала Батима тяжело, будто задыхалась. На осунувшемся, бледном лице ни кровинки, однако Батима улыбалась, говорила мужу теплые слова. Жизнь покидала Батиму, но любовь в ней еще жилами она находила в себе силы говорить:
— Ты стал очень строгий и замкнутый. Мне это нравится. Только, когда обижаешься на других, не обижайся на меня, пожалуйста. Я отпросилась к тебе, чтобы ты сам похоронил меня, если помру. Когда-то я поклялась не обижать тебя ничем, старалась, но… если нарушила клятву, прости… Прости, пока я жива.
— Боже мой, да ты в самом деле прощаешься?! — воскликнул Сарыбала и всхлипнул.
Очевидно, чем больше сдерживаешь сострадание, тем с большей силой оно прорывается. Сарыбала расплакался. Батима лишь скривила рот, а печальные глаза остались сухими. Она выглядела жалкой, беспомощной, но все же пыталась успокоить мужа. Худенькой рукой она медленно подняла носовой платок и вытерла слезы на его глазах.
— Ничего плохого ты мне не сделала, не надо просить прощения, — сказал он сквозь слезы.
Батима, видно, почувствовала свой последний час и не случайно попросилась к Сарыбале.
С каждой минутой она дышала все тяжелее. Из передней комнаты люди постепенно перешли сюда. С рыданием подбежал к угасающей дочери Аубакир. Батима осталась безучастной к его слезам. Или у нее уже не было сил сочувствовать, или она решилась в последнюю минуту выразить свою неприязнь к отцу, которого не любила. Она и не взглянула на отца. Одна ее рука была у матери, другая — у Сарыбалы. Батима силилась сказать им обоим что-то и не могла… Пожала руку Сарыбале. Потом замерла, не моргая больше, без звука, без дыхания. Мать зарыдала. Вторя ей, заплакали все присутствующие.