Сарыбала подумал и согласился:
— Поеду. Но не для того, чтобы перетягивать чашу весов, а просто хочу увидеть Сейфуллина.
Тревожным был тот вечер! Билал суматошно прятал скот. Мухаммедий рассылал гонцов во все стороны: чтобы завтра всем быть на заводе. Сам выехал в Спасск на ночь, взяв с собой бурдюк кумыса, одну овцу и жеребенка. Сарыбала поехал вместе с ним.
Они прибыли на завод с восходом солнца. Землянки на окраине пустовали. Как только завод стал, рабочие разъехались кто куда, осталось только несколько охранников.
Издали виднелась белая юрта Орынбека, поставленная среди землянок на зеленой лужайке. Возле самого Орынбека суетились уцелевшие приспешники его и дельцы, выдававшие себя за рабочих. Все готовились встречать Сакена Сейфуллина.
Мухаммедий объехал юрту стороной, проехал Кокузек и остановился возле дома аксакала Балаубая.
Балаубай — отец второй жены Аубакира, старик крепкого сложения, статный, всегда опрятно одетый и степенный, избегающий всяких ссор и скандалов. Он не только приятен внешностью, но и душой чист. На нем бешмет из коричневого сатина, одну руку держит за спиной, другой поглаживает седую бороду. Стоя в окружении нескольких аксакалов, он заметно выделяется ростом.
Возле него собрались известные всей округе люди — сын Саттыбая Абыл, сын Ташена Ташмагамбет, сын Кожабека Серик, певец, акын и острослов Ахметбек, особо известный исполнением песни о пушкинской Татьяне в переводе Абая. Здесь же их слуги и помощники. Всего человек сорок. И все они собрались по вчерашнему оповещению Мухаммедия.
Никому не давая слова сказать, Ахметбек рассказывал длинную историю о том, как давным-давно бии Казыбек, Туле и Байдалы пытались наладить мир между тремя жузами и обуздать злодеев, пьющих народную кровь. Мухаммедий перебил:
— Давайте выедем встречать первыми. Те тоже, видать, собираются.
— Сакен, возможно, поприветствует меня. Он, наверно, знает нашего Салкена. Знает, конечно, — самодовольно протянул Балаубай.
Салкен — его единственный сын. Он работает в Акмолинске и в губернской газете иногда печатает свои стихи. Балаубай не хвастун и не болтун, но открыто гордится своим сыном. Старик прожил очень долгую жизнь, но может рассказать только две короткие истории. Одна из них непременно начинается со слов «Наш Салкен», а другая — «Двадцать пять раз я ходил со скотом купца Кубрина в Оренбург». Рассказывая, он повторяется, ничего нового не добавляет, не так уж интересны эти истории, но Балаубаю они нравятся, и он полагает, что нравятся и другим. Он и сейчас начал было: «наш Салкен», но Мухаммедий перебил:
— Ладно, в другой раз, — сел на коня.
Кроме Балаубая, все последовали его примеру.
Двинулись в направлении горы Байдаулет, на запад. Немного позже выехала туда же и небольшая группа Орынбека.
Сакен Сейфуллин должен ехать сюда через холмы. Неизвестно, у чьих сторонников он остановится — Мухаммедия или Орынбека. Но ясно одно: того, кто примет первым высокого гостя, можно считать победителем. Сакен Сейфуллин — член правительства.
— О аллах, помоги разобраться, что значит «член правительства»? — взмолился Ташмагамбет из группы Мухаммедия. — Уездный начальник? Или губернатор? Он, должно быть, совсем обрусел, но происходит все-таки из славного казахского рода. Хоть что-нибудь казахское в нем, наверно, осталось. Если так, он должен принять наше приглашение.
Бойкий Сарыжакыт из группы Орынбека в это время высказывался более уверенно:
— Голову даю на отсечение, если рабочая честь не возьмет верх над родовой честью. Сакен должен остановиться у нас! — И горделиво приосанился.
Группы ехали особняком, не приближаясь одна к другой и стараясь вырваться вперед. Издали перебрасывались колкими замечаниями.
На склоне Байдаулета показалось около десяти всадников. Неслись галопом. Встречающие зашумели: «Сакен, Сакен!» — и пустились навстречу, поднимая пыль, барабаня конскими копытами по твердому грунту. Каждый мчался галопом, во весь дух, стараясь доскакать первым, как будто разыгрывался большой приз.
— Что случилось? — спросил Сакен, придержав коня и улыбаясь. — В ноздри каждого из вас можно всунуть по кулаку.