— Если бы ничего не случилось, то наши ноздри не раздувались бы так, — отозвался Мухаммедий первым. — Мы хотим поговорить с вами, но прежде надо хорошо устроиться. Наши дастарханы расстелены, будьте гостем у нас, народный глава. Я приглашаю вас от имени этих почтенных людей.
И, не дожидаясь ответа, Мухаммедий с готовностью повернул коня, намереваясь указывать гостю дорогу.
Но в этот момент вперед выехал Орынбек и поставил своего коня поперек дороги.
— Я приглашаю от имени рабочих! — уверенно проговорил Орынбек. — У нас дастарханы тоже готовы. Если ты разохотился на кумыс из черного бурдюка и на мясо жеребенка, то следуй за мырзой Мухаммедием. Но если ты можешь довольствоваться только чаем и хлебом, то следуй за мной, Сакен!
Сейфуллин задумался. Красивый, длинношеий, серый в яблоках конь под ним горячился, не стоял на месте, прядал острыми ушами, взбрыкивал, фыркал, непрестанно взмахивал головой. Седло выложено серебром, при каждом движении коня сверкает и переливается на солнце. Но как ни красив был серый в яблоках, как ни страстно любили коней все встречавшие, взоры их были прикованы к самому Сакену Сейфуллину. Народная молва не могла его приукрасить, ибо он был действительно красив. На нем летний пиджак из китайской чесучи, сапоги с тупыми носами, на груди значок с буквами — член КирЦИК, тонкая белая шляпа. На коне сидит прямо и прочно. Шея открыта, виден легкий загар. Он белолиц, черноволос, высокого роста и статный. Трудно пройти мимо такого человека, не остановив на нем своего взгляда. Горделивое, чуть холодное выражение говорило о надменном характере.
Сейфуллин окинул молчаливым, изучающим взглядом толпу перед собой. Каждый под его проницательным взглядом почувствовал себя стесненно.
— Поехали к рабочим! — сказал наконец Сакен, указывая на Орынбека подбородком.
В группе Мухаммедия опустились головы. Однако ничего не оставалось делать, как последовать за Сакеном. Орынбек держался рядом с Сакеном, без устали говорил:
— На этой равнине, у подножия Байдаулета, происходили многие кровавые схватки… Пристав завода Соколов, начальник колчаковского карательного отряда Волосников вот на эту самую равнину сгоняли рабочих и вырезали на их спинах кожу тонкими полосками, как тесьма. Я спрятался, но меня самого поймали вон в тех зарослях таволги. Даже при Советах не давали нам житья. Перед тобой, дорогой Сакен, мы в долгу до самой смерти. Ты вырвал нас из когтей стервятников, жить стало веселее и свободнее…
Ахметбек, ехавший сзади, стеганул коня несколько раз и, поравнявшись с Сакеном, заговорил:
— Сакен, свет мой, у нас тоже есть язык и найдется что рассказать, если пожелаешь слушать. Младший всегда приветствует старшего, через дастарханы не прыгают. Не забывай, милый, обычай казахов. Вон у входа в свой дом стоит и ждет тебя аксакал Балаубай. Почему проезжаешь мимо, заверни к нему.
— Дорогой Ахметбек, у Сакена нет лишнего времени, чтобы соблюдать все обычаи, — отозвался Орынбек и притворно расхохотался.
Сакен обернулся к своему маленькому чернобородому спутнику справа, что-то спросил.
— Акын, сын Байсалбая Ахметбек, — пояснил чернобородый, привстав в седле.
Сакен тотчас повернул коня к дому Балаубая. Спешившись, поприветствовал хозяина. Простодушный старик остался очень доволен, от радости лицо зарумянилось. Не зная, что сказать, он несколько раз повторил:
— Долгую жизнь тебе, свет мой, долгую жизнь!
Гость не стал у него задерживаться, отказался от жеребятины, выпил кумыса и поехал дальше.
Сейфуллин остановился в белой юрте среди землянок. Юрта принадлежала другу Орынбека Махшаю, который выдавал себя за рабочего. Непонятно, откуда рабочий мог взять такую белую юрту? Кстати, у самого Орынбека точно такая же юрта недалеко отсюда, в долине Аршалы, и там же голов шестьдесят скота. Почему он не пригласил Сакена к себе, а привел сюда? Орынбеку не хотелось показывать свое хозяйство. Здесь ему легче прикинуться рабочим, однолошадником, он держится свободно, говорит смело, но сторонников у него заметно меньше, чем у Мухаммедия. А люди к Мухаммедию все, прибывают и прибывают отовсюду. Привлекает к себе внимание маленький чернобородый спутник Сакена. Его уважительно называют Ауке.
Не участвуя в борьбе сторон, Сарыбала наблюдал за Сакеном. Член правительства стал бриться, приводя себя в порядок после дороги. Сарыбала стоял поодаль, прислонившись к арбе, и внимательно следил за происходящим. Опять вспоминались ему слова из песни Абая: