Глаза Лавинии наполнились слезами.
— Это была я, мадам, — она нагнулась, расправляя складки длинного лилового бархатного трена. («Гляди на этих двух — и никакого цирка не надо», — делилась мисс Кресс с кружком сочувствующих слушателей.)
Миссис Джаспер не слушала Лавинию. Она выдернула шлейф из ее слабых рук, поплыла к двери и там вдруг застыла, как будто ее рывком остановили сократившиеся мышцы.
— Да, а мои бриллианты, где бриллианты? Вы меня замучили! По вашей милости я должна выходить к гостям без бриллиантов!
Ее уродливое лицо все сморщилось в плаксивой гримасе, как у новорожденного, и она принялась отчаянно рыдать.
— Все… все… против меня… — жаловалась она, всхлипывая в бессильном горе.
Лавиния, опираясь об пол, с трудом поднялась на ноги и заковыляла к двери. Просто невыносимо было видеть страдания госпожи.
— Мадам, мадам, пожалуйста, подождите, пока их вынут из сейфа, — молила она.
Женщина, которая стояла перед ней, которую она умоляла и успокаивала, была не старая окаменелая миссис Джаспер с багрово-нарумяненным лицом и сбившимся на сторону париком, на которую с ухмылкой взирала мисс Кресс, а молодое гордое создание, властное, великолепное, в парижском муаровом платье янтарного цвета; однажды она вот так же разразилась негодующими рыданиями, когда ей, величественно плывшей вниз по лестнице навстречу своим гостям, доктор сообщил, что у маленькой Грейс, с которой она играла днем, дифтерит и в дом не должен войти ни один посторонний. «Все против меня… все…» — негодующе рыдала она, и молодая тогда Лавиния, потрясенная столь олимпийским проявлением гнева, стояла онемев, не зная, как утешить ее, и втайне досадуя на маленькую Грейс и доктора.
— Если бы вы подождали, мадам, я только спущусь вниз и попрошу Мансона открыть сейф. Гости еще не приехали, уверяю вас.
Старый дворецкий Мансон был единственным, кто знал шифр сейфа, стоявшего в спальне миссис Джаспер. Лавиния раньше тоже знала его, но сейчас не могла удержать в памяти. Больше всего она опасалась, что Мансон, гостивший сегодня в Бронксе, до сих пор не вернулся. Мансон тоже состарился и подчас забывал про нынешние званые обеды миссис Джаспер, и тогда гостей объявлял бестолковый лакей Джордж. А что, если миссис Джаспер заметит отсутствие Мансона, и это ее разволнует и рассердит. Эти званые вечера убивали Лавинию, а ей так хотелось жить; ей хотелось прожить ровно столько, сколько понадобится, чтобы до последнего ухаживать за миссис Джаспер.
Она исчезла, и мисс Кресс, помешивая кочергой в камине, стала уговаривать миссис Джаспер сесть в кресло и рассказать, кто сегодня ожидается. Миссис Джаспер доставляло удовольствие перечислять длинный список гостей; обычно она довольно твердо помнила всех, тем более что они всегда были одни и те же, — последние, по словам Лавинии и Мансона, гости, которые обедали в доме накануне той ночи, когда у нее случился удар. И в самом деле, хорошее расположение духа тут же вернулось к ней, и она начала перебирать их одного за другим, считая по пальцам, унизанным кольцами: итальянский посол, епископ, мистер и миссис Торингтон Блай, мистер и миссис Фред Эймсуорт, мистер и миссис Митчел Магроу, мистер и миссис Торингтон Блай. («Вы их уже упоминали», — вставила мисс Кресс, вынимая вязанье и начиная считать петли, она вязала галстук своему дружку.) Огорченная, сбитая с толку этой поправкой, миссис Джаспер несколько раз повторила «Торингтон Блай, Торингтон Блай», только тогда связь восстановилась, и дальше пошло уже как по маслу: «Мистер и миссис Фред Эймсуорт, мистер и миссис Митчел Магроу, мисс Лора Лэдью, мистер Гарольд Лэдью, мистер и миссис Бенджамин Бронкс, мистер и миссис Торингтон Бл… то есть нет, мистер Энсон Уорли. Да, именно так, мистер Энсон Уорли», — удовлетворенно заключила она.
Мисс Кресс улыбнулась и прервала свое занятие.
— Нет, не так.
— Не так? Что вы хотите этим сказать, милочка?
— Что мистера Энсона Уорли не будет.
Челюсть у миссис Джаспер отвисла, она во все глаза смотрела на холодно улыбавшееся лицо сиделки.
— Не будет?
— Нет, не будет, его нет в списке.
Ох уж этот список! Мисс Кресс его назубок знает! Все в доме успели выучить его назубок, кроме этого олуха Джорджа. Почитай, каждый вечер слышит, как его отбарабанивает Мансон, а вечно спотыкается на именах и заглядывает в бумажку.