Назавтра Арчер уговорил Мэй после завтрака ускользнуть на прогулку в парк. По стародавнему обычаю епископального Нью-Йорка, в воскресенье днем она всегда ходила с родителями в церковь, но на этот раз миссис Велланд простила дочери небрежение, ибо утром ей удалось убедить Мэй не противиться удлинению срока помолвки — ведь иначе не успеть приготовить приданое из надлежащего числа дюжин белья с ручной вышивкой.
День выдался изумительный. Над безлистым древесным сводом блистало лазурное небо, а внизу осколками кристаллов искрился покрывавший аллею снег. Погода великолепно оттеняла лучезарную красоту Мэй, и она разрумянилась, как молодой клен на морозе. Арчер гордился взглядами, которыми ее провожали, и чистая радость обладания рассеяла гнездившиеся в нем сомнения.
— Как чудесно, просыпаясь каждое утро, вдыхать аромат ландышей, — сказала она.
— Вчера их принесли поздно. Утром у меня не хватило времени.
— То, что вы каждый день про них вспоминаете, гораздо приятнее, чем если бы вы дали постоянный заказ и они появлялись бы по утрам минута в минуту, словно учительница музыки, — как было у Гертруды Леффертс, когда они с Лоренсом обручились.
— Да, конечно, — засмеялся Арчер ее остроте. Искоса бросив взгляд на румяную как яблоко щеку, он почувствовал себя таким богатым и уверенным в себе, что решился сказать — Вчера вечером, когда я заказывал вам ландыши, я увидел роскошные желтые розы и велел послать их госпоже Оленской. Я правильно сделал?
— Как мило с вашей стороны! Она очень любит цветы. Странно, что она нам о них не сказала. Сегодня у нас на завтраке она упомянула, что мистер Бофорт прислал ей чудные орхидеи, а кузен Генри ван дер Лайден — целую корзину гвоздик из Скайтерклиффа. Мне кажется, она удивлена. Разве в Европе не принято посылать цветы? Она считает, что это прелестный обычай.
— О, вполне естественно, что цветы Бофорта затмили мои, — с досадой заметил Арчер. Потом он вспомнил, что не приложил к розам своей карточки, и еще больше рассердился на себя за то, что вообще о них заговорил. Он хотел сказать: «Вчера я был у вашей кузины», но заколебался. Раз графиня Оленская не упомянула о его визите, будет неудобно, если он об этом скажет. Однако умолчание придавало этому эпизоду оттенок тайны, который был ему неприятен, и, чтобы переменить тему, он заговорил об их собственных планах, об их будущем и о том, что миссис Велланд настаивает на долгой помолвке.
— Не такая уж она долгая! Изабел Чиверс и Реджи были помолвлены два года, а Грейс и Торли — почти полтора. Разве нам плохо?
Это был традиционный девичий вопрос, и он устыдился, что находит его до странности детским. Она, конечно, говорит с чужих слов, но ведь ей скоро исполнится двадцать два года. Интересно, когда «порядочные» женщины начинают говорить сами за себя?
«Наверное, никогда, коль скоро мы им сами не разрешаем», — подумал он и вспомнил, как огорошил мистера Силлертона Джексона дерзким заявлением, что «женщины должны пользоваться такой же свободой, что и мы».
Скоро ему придется снять повязку с глаз этой молодой девицы и предложить ей посмотреть на мир. Но сколько поколений женщин, прежде чем появилась на свет Мэй, легли в фамильную гробницу, так и не сняв с глаз повязки? Он содрогнулся при мысли о некоторых новейших теориях и о неоднократно упоминаемой в ученых трудах кентуккийский пещерной рыбе,[79] у которой за ненадобностью атрофируется зрение. Что, если он велит Мэй Велланд открыть глаза, а они смогут лишь пустым взором смотреть в пустоту?
— Нам могло быть гораздо лучше. Мы были бы только вдвоем, могли бы отправиться в путешествие.
Ее лицо посветлело.
— Это было бы чудесно!
Разумеется, она бы с удовольствием поехала путешествовать, но мама не поймет, почему им вздумалось поступать не так, как поступают все.
— Как будто это не понятно само собой! — настаивал жених.
— Ах, Ньюленд! Вы такой оригинал! — восторженно воскликнула Мэй.
У него сжалось сердце, ибо он увидел, что говорит именно то, чего ожидают от молодого человека в его положении, а ее ответы — вплоть до самого слова «оригинал» — продиктованы ей традициями и инстинктом.
— Оригинал! Мы все похожи друг на друга, как куклы, вырезанные из одного сложенного листа бумаги. Мы словно узор, нарисованный по трафарету на стене. Неужели мы с вами не можем поступать по-своему, Мэй?
Остановившись в пылу спора, он увидел, что ее ясные глаза восхищенно на него смотрят.
— Так что же нам делать? Бежать и тайно обвенчаться? — засмеялась она.
— Если вам угодно…
79
…о кентуккийской пещерной рыбе… — Речь идет о рыбе, обитающей в пещерных водоемах, с рудиментарными глазами, о ко-торой упоминает Ч. Дарвин в своем «Происхождении видов».