Учитель невольно подумал о побережье, каким оно было прошедшей зимой: ослепшие фасады гостиниц с наглухо закрытыми ставнями, пустынная дамба, зияния позднейших разрушений, монументальные останки отеля «Титаник» с двумя толстогубыми кариатидами, — вспомнил, как прогуливался здесь (не спеша, как сейчас) и как пробормотал — рискнул пробормотать, — при этом в рот ему ворвался ветер, превративший его в ледяную пещеру: «Magic. Casements, Opening on the foam of perilous seas…»[3] И как позже, в четвертом латинском классе, он произносил стихотворные строки, безнадежно их членя, и они превращались совсем в другие строки, которые записывал в тетради давящийся зевотой класс. Ибо успехом учитель пользовался — и к этому он с годами привык — исключительно при описаниях утопшего Шелли, кашлявшего Китса[4] и нищего как церковная крыса Якоба Михаэля Райнгольда Ленца[5]. «А теперь, любезные дамы и господа, послушайте со всем вниманием, как поэт пытался поймать пение соловья своими стихами…» И они узнавали эти звуки. Слоги пощелкивали, разливались трелями. Ученики сами становились похожими на птиц, насвистывающих строки в такт движению указательного пальца учителя. Это, а также то, что они усвоили из сугубо оригинальной техники английского дыхания, которой обучал их учитель, оказывалось весьма полезным, когда по вечерам в дансингах они подпевали американским песенкам из музыкального автомата.
Учитель шел в школу. Дамбу — место променада незнакомых чужеземцев — он не удостоил даже взглядом. Через парк, начиненный семействами, упражняющимися в мини-гольф, — в школу. Вдоль по улице Францискус Бреестраат, где он прожил первые два месяца после женитьбы: две комнаты, без ванной, скрипящая кровать, запах цветной капусты, — в школу. Вдоль по набережной. Мимо военного крейсера «Антуанетта», на поржавелой палубе которого занимались гимнастикой матросы — бессильное, вялое военное искусство. Мимо судна, выгружавшего не то муку, не то удобрения. Учитель прошел под краном, мимо подводы, на которой двое рабочих, обсыпанных с головы до пят чем-то белым, раскладывали мешки. «Эй, красавчик хренов!» — бросил один из них, помладше. Учитель залился краской и, лавируя между машинами, поспешил перейти на другую сторону, портфель он крепко прижал к себе. У моста, за которым собор вознес свои бородавчатые шпили, сновали паруса Бельгийского яхт-клуба. Преподобный геер Слоссе, закон божий, обогнал учителя на велосипеде и поднял жирную ручку, из-под его одеяния выглядывала рубашка в серо-голубую клеточку.
— Приветствую, менеер де Рейкел. Вы сегодня не слишком-то рано!
Под надувшейся от ветра сутаной мелькнули икры в черных спущенных чулках. Порой, когда на его пути встречался слишком крутой подъем, как на мосту Албертбрюх, несколько учеников под ликование зрителей толкали преподобного геера Слоссе в гору. В таких случаях преподобный геер Слоссе переставал нажимать на педали и, оказавшись наверху, распускал публику победным жестом. При всем том преподобного геера Слоссе частенько можно было видеть весьма виртуозно катящим на велосипеде с руками за спиной. Он щедро раздавал хорошие отметки и был любим. А также счастлив. Как можно это знать? Но учитель знал. Порой между уроками, в учительской, достопочтенный геер читал газету, курил трехфранковую сигару, покручивая ее большим, указательным и безымянным пальцами, и смотрел на пепел с таким наслаждением, что учитель терялся. И не решался задать вертевшийся на кончике языка вопрос: «Ваше преподобие, что там у вас в душе? Как можете вы здесь, в учительской, быть таким вызывающе спокойным, таким оскорбительно безмятежным?» Его преподобие повернул бы тогда к учителю свое розовое, полное лицо и сочувственно-нежно, словно ученику шестого класса, ответил бы: «Доверие, друг де Рейкел…» Или: «Вера, amice»[6].
4
Перси Биши Шелли (1792–1822) и Джон Китс (1795–1821) — английские поэты-романтики, оказавшие огромное влияние на развитие европейской поэзии конца XIX — начала XX в., а также косвенное влияние на поколение поэтов, к которому относится Хюго Клаус. Здесь имеются в виду трагические обстоятельства жизни двух поэтов, которые умерли, не достигнув тридцати лет: Шелли утонул в море, Ките умер от туберкулеза в возрасте 26 лет.
5
Якоб Михаэль Райнгольд Ленц (1751–1792) — немецкий поэт эпохи «Бури и натиска», примыкал к кружку «бурных гениев», возглавляемому Гёте. Бунтарь-романтик, вечно вступающий в конфликты с властями, Ленц вел скитальческий образ жизни, терпя постоянные лишения. Исколесив пол-Европы, Ленц умер в Москве в полной нищете и одиночестве.