Учитель уже позабыл, что привело его в эту дыру (не то чтобы забыл, но отодвинул мысли об этом куда-то в сторону, подобно тому как оставлял на кровати в гостиничном номере тетрадь с неправильно выполненным домашним заданием, чтобы она подольше не попадалась на глаза), когда вдруг строительный рабочий спросил, зачем они пожаловали в Роде-Хук. Он, с раскачивающейся, плещущей тошнотой в желудке, ни слова не говоря, встал с места, но мальчик, фамильярно ткнув рябого рабочего локтем в бок, ответил, что они с дядей приехали проветриться на свежем воздухе. Да, природа здесь хороша, кивнула беременная хозяйка. Сплошное здоровье для городских, согласились крестьяне. Строительный рабочий, не желая отставать от других, объяснил, что воздух в городе загрязнен фабричным смрадом, а вода отравлена промышленными отходами и канализацией, потому что там, сказал он, трубы пористые. Хотя, продолжили крестьяне, в сельской местности воздух тоже скоро испоганят фабричным дымом. Переполненный дружелюбием и испытывающий нечто вроде душевного подъема, учитель кивнул им, он думал: я не пьян, но я никогда еще столько не пил, сейчас как поснимаю с себя одежду да пущусь в пляс с этой до упору беременной бабой. Дверной проем окрасился вечерним багрянцем, дом на противоположной стороне улицы налился оранжевым светом, деревья позади него погрузились в глубокую зелень, учитель смотрел на все это, восхищенный. Стакан с пивом в его руке дрогнул, когда разошедшийся крестьянин толкнул к нему мальчика.
— Пустите меня, — сказал мальчик, — подождите немного.
Он выбрался наружу, его послали за колбасками.
Сквозь табачный дым учитель сосчитал присутствующих — их стало уже четырнадцать. Когда наступил вечер, все они заговорили по-другому, медленнее, торжественнее, они рассуждали о бомбардировках, о последней войне, перекидывались воспоминаниями, намеками, как будто репетировали то, что обретет в дальнейшем законченную форму, или вспоминали уже сыгранный спектакль, реплики из которого они повторяли много лет спустя. Встреченный радостным воплем, мальчик разделил между всеми продымленный окорок, сыр, колбаски, крикнул хозяйке, сколько все это стоит, и одарил каждого из присутствующих мерзким прозвищем. Он выпустил пар. Его появление все же не вернуло дружескую, свободную атмосферу карточной игры; истории, расхожие обороты, вступления к рассказам и непонятные эпилоги расползались, спутывались в клубок, оборвавшись, повисали в воздухе, некоторые голоса звучали совсем нетвердо, и строительный рабочий начал подговаривать кого-то сваливать отсюда. Подобно раскрывшемуся парашюту, который опускается на землю тугим плотным куполом, темнота накрыла дом на той стороне и поглотила скудные звуки улицы. Неоновые буквы на вывеске и лампочки под белыми абажурами с рекламой пива вспыхнули одновременно, все вглядывались друг в друга, уже знакомые лица посетителей исказились, впадины и выпуклости вычертились иначе при электрическом свете. Учитель, теперь дядюшка с по-детски визгливо кричащим племянничком, расплатился и подтолкнул родственника за плечо к выходу. Все послеобеденное время они не выпускали друг друга из виду, хотя не обменялись и двумя словами. Теперь они снова шли рядом, каждый засунув правую руку в карман брюк. Учитель заметил, что идут они вроде бы по другой дороге, и сказал:
— А где же колючая проволока? Осторожно, по ней ведь пущен ток.
— Этот путь короче, — ответил мальчик, — сами увидите.
Вряд ли учитель мог что-нибудь увидеть, он же не знал этой деревни и ему не с чем было сравнивать, он хотел это высказать, колко и предупреждающе, но почему-то воздержался.
— Посмотрим, — только и вымолвил он. Он провел рукой по лицу и подумал о том, что этот бессмысленный вечер в кафе чем-то напоминает вечеринки, которые устраивала его жена Элизабет, когда они еще жили на Францискус Брейстраат, вечеринки с коктейлями для ее подружек, среди которых она была королевой — смехотворный магнит для дурочек. Ощущение переполненности и вместе с тем странной пустоты в желудке стало сильнее, он пошел быстрей, дорога превратилась в сухую канаву. Мухи, звенящие в кустарнике, цепные псы со всех сторон, велосипед без фар, на котором раскачивался человек. Поравнявшись с ними, он рванул вперед. Хочет предупредить кого-то? Испятнанный тенью живой изгороди, мальчик махнул рукой вслед велосипедисту, которого проглотила тьма, похожая на мокрую бумагу, и сказал: