— Гм! — покачал головой старый граф Андраш.
Графа Тамаша не интересовала стратегия, он предпочел продолжить разговор о внутренней политике, который вел раньше со своим кузеном:
— А чего, в сущности, добивается оппозиция? Объясни мне.
— Понятия не имею, — ответил граф Андраш.
— Оппозиция стремится свергнуть правительство, — разъяснил барон Бюхльмайер.
— Зачем? Неужели другое будет лучше?
— Оппозиционеры не столько борются за лучшее правительство, сколько сами рвутся к власти.
— Ерунда.
— Они иначе настроены.
— Однако его величество…
— Его величество не знал бы с ними хлопот. Придя к власти, они плясали бы под его дудку. Оппозиционеры проголосуют за предложение о рекрутском наборе, то есть за то, против чего теперь возражают, верней, возражали раньше, до пакта.
— Не понимаю Дюлу Андраши[20], — заметил граф Тамаш. — Оппозиция — это же буржуа, адвокаты, такие, как Полони и прочие, — мне на них наплевать. Но Дюлу я не понимаю.
— Что ты не понимаешь? — после некоторого размышления спросил граф Андраш. — Он соперничает с Тисой. Вот и все. Тиса — премьер-министр, поэтому твой Дюла водит дружбу с оппозицией.
— Непонятно, ведь он там один… один-единственный порядочный человек.
— Тамаш, я поменяюсь с вами местами, — сказала госпожа Ферраи. — Сяду поближе к вашей жене, и вы сможете продолжать разговор о политике. Меня он не интересует.
— Пожалуйста, — встал с кресла граф Тамаш.
— Если бы вы по-прежнему толковали о русско-японской войне, то я бы еще выдержала. Но Тиса и оппозиция — это уж слишком.
— И Фридрих Великий тоже. Давненько он жил, много писали и говорили о нем, — засмеялся барон Бюхльмайер.
— Но он, по крайней мере, был интересным человеком.
Госпожа Ферраи обменялась местом с графом Тамашем; обе дамы улыбнулись друг другу.
— Долго вы пробудете у себя в Эрдёше? — спросила графиня Янка Берлогвари госпожу Ферраи.
— Понятия не имею. Надоело уже. Но в это время года, летом, мне и в Пеште скучно.
— Когда вы ездили туда в последний раз?
— С месяц назад. Осмотрела цветочный променад.
— Я, к сожалению, его не видела. Тамаш сказал, что ему это неинтересно, одна я не захотела поехать в Пешт.
— А променад прекрасный. Доставил мне удовольствие. Других развлечений для меня и не нашлось там. Кое-что шло в театре, но с театром мне решительно не повезло. Представьте, я поехала в оперу, и мне пришлось слушать каких-то «Половцев». Это было ужасно.
— «Половцев»?
— Да, представьте, опера, называется «Половцы». Я даже не знаю, кто композитор, какой-то венгр. Говорю вам, это было ужасно. Представьте, и Кутен пел.
Потом совершенно случайно все одновременно замолчали, и в курительной наступила тишина. Ее нарушил чей-то громкий голос:
— Мясо еще немного тушат, добавляют нарезанное кусочками сало, поджаренное с луком, наконец поливают соусом, и блюдо готово.
Это сказал один мужчина другому. Никто не засмеялся, не удивился.
Кузены Берлогвари стали обсуждать какой-то судебный процесс. Граф Тамаш вел тяжбу из-за земельных владений; он жаловался, что дело подвигается плохо.
— Скажи, Андраш, я только сейчас заметила, почему сегодня вы лишь втроем приехали к нам на обед? — спросила внезапно Ольга.
— А кто еще мог с нами приехать? — с недоумением посмотрел на нее Андраш.
— Что же с этим… как его?.. Пеликаном?
— С кем? С Пакуларом! Его уже нет у нас.
— Как так?
— Он уехал на военный сбор.
— Неплохо! — захохотал Петер. — Пакулар в роли солдата. Если бы у японцев все солдаты были такие, как Пакулар, они бы в два счета взяли штурмом эту… эту высоту. Какой у нее номер?
— Черт его знает. Спроси у полковника Либедински.
— Не важно.
— Ну, спроси. А вдруг сейчас он назовет другой.
— Осел же ты, Андраш. Как мы проверим, тот или не тот номер, если сами не помним.
Однако Андраш обратился к полковнику Либедински:
— Господин Либедински, будьте добры!
— Слушаю вас.
— Какой номер высоты при Порт-Артуре, о которой вы говорили раньше?
— Двести три.
— Спасибо. — Засмеявшись, Андраш тихо прибавил: — Мы потерпели фиаско. И раньше он называл ту же цифру. Значит, старик кое в чем разбирается.
— Подумаешь! Об этом без конца пишут во всех газетах.
— Скажи, пожалуйста, а с этим, как его, с Пакуларом, успели вы что-нибудь сделать? — спросил Петер.
— А что мы могли сделать?
— Преуспеть в занятиях. Выучили вы что-нибудь?
— Экзамены я выдержу, — отмахнулся от него Андраш.
— А вы готовились?
— Даже не начинали.
— А если бы и начали… — захохотал Петер. — Этот… этот Пакулар смыслит хоть что-нибудь в науках?
— Наверно.
— По-моему, он остолоп, не сердись только.
— Ну, нет. Пакулар не остолоп, а вполне сносный парень.
— Пакулар недотепа, — поддержала Петера Ольга.
— Может быть, и недотепа. Неуклюж слегка. Чего ждать от такого голодранца?
— Теперь будешь сам заниматься?
Андраш отрицательно покачал головой.
— У меня есть уже другой наставник.
— Браво! Тоже Пакулар? Или на этот раз Пеликан?
— Надьреви.
— Пусть лучше и он будет Пакуларом. Мне нравится эта фамилия.
Расставшись с Крофи, Надьреви еще погулял по парку, потом пошел в свою комнату, чтобы его могли легко найти, когда графское семейство вернется домой. Он ждал, скучая; читать ему было нечего: ведь, кроме двух учебников по юриспруденции, необходимых для занятий с Андрашем, никаких книг он не привез. Учитель то садился к столу, то, полный нетерпения, ходил из угла в угол. Первое впечатление подчас говорит о многом; что за люди граф и графиня Берлогвари, сумеет ли он представиться им, поддержать разговор? Время шло: подойдя к входной двери, он выглянул во двор, — ни души. Потом, увидев Ференца, спросил у него:
— Господа еще не приехали?
— Их сиятельства еще не приехали, — деревянным голосом ответил Ференц, словно поправляя учителя.
«Да, хорошо вышколили этого идиота», — подумал Надьреви и рассердился. До чего трудно прицеплять к словам нелепые титулы! Может быть, Пакулар владел этим искусством? И что он советовал? Как ни странно, некоторым людям не претит подобное самоуничижение. Сирт, истинный джентльмен, наверно, прекрасно манипулировал бы титулами. Поставил бы, очевидно, на место лакея. Этот Ференц — настоящее чудовище. Его выхолостили, изуродовали, он уже не человек, а машина, лакей. На фабрике человеческих чудовищ производят таких… «Ах, я слабонервный дурак, — ругал себя Надьреви. — Другой на моем месте преспокойно гулял бы по парку. Когда приедут Берлогвари, тогда и приедут. Никуда не денутся. Разыскали бы меня. Зачем часами томиться в доме, ожидая их?»
На самом деле он ждал не больше получаса. Сев на диван, учитель погрузился в размышления. Вы тут, возможно, слегка поскучаете, сказал ему молодой граф. По себе небось знает, как скучно в Берлогваре. Достатка, комфорта, тишины, покоя здесь хоть отбавляй, но постепенно дуреешь от всего этого, даже читать не захочется, если и книги есть под рукой. Надьреви задремал. Чуть не заснул крепко.
Графское семейство лишь к вечеру вернулось из З… Еще по дороге домой граф Берлогвари спросил сына:
— Этого молодого человека я увижу за ужином, не так ли?
— Да.
— Что он из себя представляет? Не похож на пугало?
Интересуясь новым учителем, граф Берлогвари не случайно упомянул о пугале. В поле у дороги стояло пугало, — крест из двух тонких жердочек, и на нем дырявая соломенная шляпа и разорванное в клочья черное пальто.
— Вид у него вполне сносный, — ответил Андраш.
Потом граф Берлогвари заговорил о другом:
— Хочу прикупить этот участок. Чтобы Топуста не заканчивалась здесь узким клипом.
Андраш молчал. Возразить отцу даже не приходило ему в голову, а в одобрении тот не нуждался.
И с этим вопросом они покончили. Солнце уже клонилось к западу, карета неслась навстречу закату; красный солнечный диск, синева неба, причудливые перистые облака, — все это не могло послужить темой для разговора. Уж скорей букашки, кружащие в воздухе. Об одном похожем на гусеницу волосатом чудовище, которое задело графа Берлогвари по лицу, он сказал:
— Черт побери этих гадин.
Сгоняя с носа и уха малюсеньких мошек, графиня Берлогвари обронила с улыбкой:
— Ну и любит же поговорить этот Либедински.
В усадьбе ужинали в восемь часов. В половине восьмого в комнату учителя заглянул Андраш. Надьреви вскочил с дивана.
— Добрый вечер. Вы спали?
— Вздремнул немного.
— Скоро будем ужинать. Я отведу вас в дом.
И Андраш подождал немного, хотя и не рассчитывал, что Надьреви будет переодеваться. Пакулар тоже не делал этого, но кто знает…
— Значит, вы не скучали.