— Лесничий Пушкаш.
— По вашему приказанию?
— Да.
— Потом вы, конечно, распорядились привязать его к конскому хвосту.
— Он не хотел идти, изволите видеть. Повалился на землю, и мы не могли с ним справиться. Но мы не обижали его.
— Разумеется. Это и видно, — вставил Надьреви.
— Потом вы привезли его сюда, заперли в сарай. Долго собирались вы его здесь продержать? Что вы вообще намеревались с ним делать?
— Только до прихода жандармов, не взыщите, пожалуйста.
— До прихода жандармов. Из-за двух-трех сухих веток… Где же наконец вода?
Принесли и воду, и чистое тряпье. Одна из женщин обмыла и перевязала Шуньо окровавленные руки.
— Надо бы показать цыгана врачу, — шепнул Андрашу Надьреви.
— Это уж его дело, — довольно равнодушно отозвался молодой граф.
— Не мешало бы составить судебно-медицинский протокол, — пробормотал Надьреви.
Но слова эти слышал только Крофи, который бросил на учителя убийственный взгляд.
— Ваше сиятельство, куда же мне теперь с этим идти? — встав на ноги и выпрямившись, довольно смело заговорил цыган и поднял руки. — Где искать виноватого?
Андраш молчал.
Тут к сарайчику подошли трое цыган. Узнав о беде, приключившейся с их товарищем, они решили помочь ему, если еще не поздно. Ведь они слышали, что Шуньо, привязанного к конскому хвосту, приволокли на хутор; может быть, он уже и не дышит. По пути из леса они нашли клочья его одежды и, подобрав, принесли с собой.
— Ну и наглый народ эти цыгане! — вырвалось у Крофи. — Проходимцы, даже сюда не побоялись явиться, — возмущался он.
— Добрый день, — окинув всех взглядом, заговорил один из цыган, стройный, красивый парень.
Он держался спокойно, смело и теперь не сводил глаз с Андраша.
«Вот он сразу понял, к кому следует обращаться», — подумал Надьреви.
— Что вы хотите? — спросил молодой граф.
— Мы пришли за нашим Шуньо. — И красивый цыган указал на своего товарища. — До нас дошел слух, что его привязали к лошади. Хоть он ничего и не сделал.
— Молчи! — возмутился его смелостью Андраш.
Цыган говорил на хорошем венгерском языке без всякого акцента.
— Хоть он ничего и не сделал! — повторил парень.
Два других цыгана, постарше, кивнули, подтверждая его слова.
— Я вижу, руки у него перевязаны. Вижу, какое у него лицо. Хоть он ничего и не сделал. Кто так расправился с тобой? — спросил у Шуньо молодой цыган, а сам посмотрел на Крофи, так грозно блеснув черными своими глазами, что можно было испугаться.
Он держал в руке шляпу, его густые черные волосы падали на лоб; когда он говорил, зубы сверкали.
Два других цыгана стояли взволнованные, не произнося ни слова. Наступило короткое молчание, точно все растерялись; никто не знал, что сказать, тем более, что делать. Вдруг стоявший позади седой бородатый цыган загудел тревожным басом:
— Пусть черви сожрут мясо у того, кто это сделал с тобой, Шуньо. Пусть отвалятся у него руки и ноги! Пусть вытекут глаза из глазниц, как сопли из носа. Пусть вороны склюют мясо с костей. Пусть крысы выгрызут ему кишки. Пусть отсохнет у него язык…
— Замолчи, Вазуль! — махнул ему рукой красивый цыган. — У него отвалятся руки и ноги, выклюют птицы его сердце. Сгниет он весь. — И он смотрел на Крофи, прямо ему в глаза.
— Довольно! — Лицо у Андраша залилось краской смущения. — Нечего ломать здесь комедию. Ступайте с богом и заберите вашего Шуньо. — Потом, обернувшись, он гаркнул на столпившихся женщин и детей: — Убирайтесь отсюда! Это вам не цирк! Сейчас же проваливайте! Пошли вон!
Возле сарайчика остались молодой граф, Надьреви, приказчик и два цыгана.
— Поехали домой, — посмотрев на часы, сказал Андраш учителю; затем, напустив на себя строгий вид, обратился к цыганам: — Уходите. Можете забрать вашего Шуньо, но предупредите его, чтобы больше не воровал.
— Шуньо не воровал, — покачал головой молодой цыган.
— Вы, приятель, слишком много болтаете языком, — бросил на него раздраженный взгляд Андраш. — Еще не крал, но хотел украсть. Его поймали с поличным.
— Пустяки. За это нельзя привязать человека к лошади. Мы тоже люди.
— Идите же, идите.
— К кому нам обратиться с жалобой? Кто нас рассудит?
— Это уж ваше дело.
— Мы пойдем в жандармерию и в суд.
— Идите, куда хотите. Донесите на виновника. Вот его имя, пожалуйста: Барнабаш Крофи, приказчик в имении. Пожалуйста. А здесь вам больше нечего делать.
— И донесем, — сказал напоследок старик цыган. — Мы донесем. Пойдем к начальнику жандармерии.
— Не болтай зря, — одернул его молодой цыган. — Что толку нам куда-нибудь обращаться? Ты же видишь. — Он бросил уничтожающий взгляд на приказчика и погрозил ему пальцем: — Но за это… — Он не договорил.
К усадьбе лошади шли шагом. Андраш и Надьреви обсуждали случай с цыганом.
— Я же говорю, ужасный негодяй этот Крофи, — кипел негодованием учитель.
— Когда-нибудь он поплатится, — сохранял полное спокойствие Андраш. — Найдется разбойник, который всадит в него нож. В нашем краю встречаются такие человеколюбцы. — И он лукаво улыбнулся.
— А как он врал! Как извивался! На щекотливые вопросы вовсе не отвечал. Отъявленный негодяй!
— Видите, меня ему не удалось провести. Услышав во дворе стоны, я сразу понял, что господин Крофи опять сотворил какое-нибудь свинство.
— Свинство! Слишком мягко сказано. Скорей, наверно, вопиющую, возмутительную подлость. Так жестоко поступить с человеком! Даже если это цыган. Я говорю это, конечно, лишь принимая во внимание, что, по мнению некоторых, человек человеку — рознь.
— Не хотел бы я оказаться в его шкуре. Он струсил. Осип даже. Вы еще не слыхали, как он орет на батраков. Смех берет, на него глядя. Карлик и с таким пронзительным голосом!
— Негодяй, подлец, крикун проклятый. Разумеется, он кричит, раз ему позволяют.
— Он кричит, наверно, именно потому, что маленького роста. Если бы пищал, то его бы не боялись.
— А почему его должны бояться?
Не ответив на этот вопрос, Андраш довольно добродушно продолжал говорить о приказчике:
— Посмотрели бы вы на него, когда он объясняется с моим отцом. Укорачивается сантиметров на десять, крякает, и голос у него становится тонкий, как у больного каплуна. Не очень-то он умеет кукарекать.
— Негодяй, убийца.
— Но хороший приказчик. У него люди работают. — Надьреви слушал, нахмурившись. — Вы, конечно, считаете, что с батраками надо обращаться деликатно. Милый Янош, будьте так добры, задайте корм лошадям, если вам не трудно.
— Вы шаржируете. Но, в сущности, да, надо относиться к ним с уважением.
— Да, да. Вот бы разок для пробы поручить вам наладить какую-нибудь работу. Люди не только не стали бы работать, но еще и смеялись бы над вами и вашим политесом.
— Лишь потому, что это было бы им в новинку.
— Нашелся один помещик, который пытался так делать. И потерпел неудачу. Здесь нужен такой человек, как Крофи. Проверено опытом.
— Неужели вы собираетесь защищать приказчика? — с удивлением посмотрел учитель на Андраша. — Простить ему преступление?
— Нет. Пусть сам дьявол его защищает. Мягко говоря, он переусердствовал.
— Слишком мягко. Так говорить даже стыдно.
— Ну, ну… Расстрелять мы его не можем. Не имеем права.
— Судя по всему, Крофи не понесет никакого наказания.
— Это зависит… — в нерешительности начал Андраш.
— От чего? Не совсем понимаю.
— Во всяком случае, я расскажу о происшедшем отцу.
— И что?
— Остальное уже будет от него зависеть. Приказчику несомненно зададут хорошую головомойку.
— Головомойку? За истязание человека? За такую подлость?
— Должно быть. Не знаю.
— Всего-навсего! Отчитают его! А ему все нипочем. Опять выместит гнев на каком-нибудь горемыке.
— Один горемыка выместит гнев на другом. И если никто не попадется ему под руку, то на быке или собаке. Стегнет концом хомута по носу Бугая. Или пнет в бок Жучку. А не то своему сынишке даст подзатыльник. Так-то. Вы что, знаете, как с этим бороться?
— Короче, приказчику намылят голову. Чтобы он стал чистеньким, верно?
— Головомойкой, возможно, не ограничатся. Да и не важно, какое наказание его ждет, ведь такой человек рано или поздно плохо кончит. Вы хорошо рассмотрели парня, ходатая цыган?
— Да. Ничего особенного я в нем не нашел. Правда, красивый парень.
— Вы не обратили внимания на его глаза? Взгляд?
— А что? Крофи выдержит несколько уничтожающих взглядов.
— Но у него, так сказать, многообещающий взгляд. Вы, конечно, считаете, что цыганы тоже хороший народ. Немного попрошайничают, потом играют на скрипке и флейте. Вы не слышали еще, не читали об их грабежах и убийствах? Тута Балог для вас пустой звук?
— Да. Но убийца остается убийцей, цыган он или нет. Разные бывают убийцы, встречаются и кроткие цыганы.
— Конечно. Например, ходатай, старик цыган или еще какой-нибудь болтун.
— Что же остается им делать?
— Об этом пусть думает Крофи. Я только заметил, что парень вел себя очень нагло, и мне не терпелось…