— Прелакомый кусок, эта графиня Мендеи! Чтобы провести с ней часок, я не пожалел бы сотню!
Ничего подобного в этом избранном обществе Надьреви еще не слышал, игривый тон Зубковича немного развеселил его, но он лишь смущенно улыбнулся.
— К сожалению, я не могу заплатить ей по двум причинам, — продолжал шептать ему на ухо Зубкович. — Во-первых, у меня нет для этого сотни, потому что вообще нет денег, во-вторых, сотни ей мало. Она либо согласилась бы даром, либо запросила бы сто тысяч.
И Зубкович тихо засмеялся. Скрипуче и, как говорится, плутовато. Показались его крупные желтые зубы, маленькие глазки, превратившись в щелочки, спрятались среди морщин.
Надьреви подумал, что извлек некоторый урок из слов Зубковича. Значит, любовное приключение может быть бесплатным, а может обойтись в сто тысяч.
В восемь часов все перешли в столовую. Быстро расселись за столом. Место учителя было теперь не рядом с хозяйкой дома, а на другом конце стола, среди неименитых гостей. Его соседом оказался капитан Хаунер. О нем он уже слышал кое-что от Андраша. Однажды капитан, плавая по Индийскому океану, потерпел кораблекрушение. Цепляясь за обломок доски, полтора дня качался он на волнах, пока наконец его не подобрало какое-то судно. На учителя большое впечатление произвел этот рассказ, и он хотел непременно расспросить обо всем капитана. Но дело оказалось нелегким, потому что капитан Хаунер, коренастый человек с маленькими черными, точно приклеенными усиками, был угрюмым и на редкость молчаливым. Он словно боялся пошевельнуть хоть одним мускулом лица, чтобы усы не отклеились. Надьреви бросал взгляды на капитана, но тот ел, уставившись в свою тарелку, и иногда покашливал, точно собираясь отдать команду на казарменном плацу.
Страдая от чувства одиночества, Надьреви наблюдал за прислуживающими у стола лакеями, смотрел по сторонам. Только теперь он заметил, что на стенах столовой висят картины в позолоченных рамах, мужские и женские портреты. У всех мужчин усы, у некоторых бороды. Лица суровы, одеты они в красивые гусарские мундиры с галунами; женщины — в бархат, кружева, украшены драгоценностями. Все это — предки графа Берлогвари, хотя ни он, ни его сын на них не похожи.
Гости наслаждались вкусным ужином. Изредка перебрасывались отдельными фразами с соседями по столу. Одни говорили тихо, так что видно было лишь движение их губ; другие, слегка повысив голос, обращались к своим визави. Прислуживало несколько лакеев. Тамаш ходил вокруг стола с таким же деревянным лицом, как у остальных слуг, но взгляд его сохранял чуть насмешливое выражение. Это заметил, наверно, только Надьреви, потому что их взгляды однажды встретились, и Тамаш словно улыбнулся ему глазами. Как выглядит его хозяин, учитель знал уже. Высокий, плотный, с привлекательным лицом, граф Каранди слегка напоминал трактирщика, и Надьреви смотрел на него с неприязнью, вспоминая рассказы Тамаша, то есть Томи, об осаждающих графа женщинах. Неприязнь эту вызывал, конечно, не сам граф Каранди, а женщины.
Из того, что говорилось на другом конце стола, до учителя долетали лишь отдельные слова. После двух жарких интерес к еде немного остыл, и беседа оживилась. То и дело обменивались замечаниями о разных блюдах. Любимое кушанье тети Шари — жареная баранина, нашпигованная салом. Но нашпигованная особым образом. Альфонз — кто это такой? — никогда не ест супа. Янош Д. избегает рыбы, потому что в детстве у него в горле застряла рыбья косточка, и он чуть не задохнулся. Извините, пожалуйста, рыба хороша только с костями, а если вынуть из нее кости, она теряет вкус.
Трое мужчин заговорили о политике. Тиса уже готовит проект изменения парламентского регламента и осенью представит его парламенту. К сожалению, Тиса проявляет мягкотелость. Оппозицию надо душить железной рукой.
После пирожного на стол поставили сыр в двух огромных блюдах, — настоящий натюрморт. Можно было выбирать любой: швейцарский, зеленоватый — горгонцола, желтый с красной коркой — эдамский, камамбер в серебряной обертке и прочие. Тетя Шари любит только вонючие сыры. Значит, у нее мужской характер, — да так оно и есть. После сыра подали ранний виноград. Все положили себе по кисти. Виноград макали в воду, налитую в стеклянные вазочки, и потом ели, выплевывая кожуру на тарелки. Надьреви впервые видел, чтобы так ели виноград. Он тоже стал выплевывать кожуру. Делал это слегка неловко, смущаясь. А капитан Хаунер, как он заметил, отступая от правил, глотал ягоды целиком. Решив последовать его примеру, учитель почувствовал облегчение. Наклонившись к своему соседу, он тихо сказал:
— Господин капитан, я слышал, что вы однажды потерпели кораблекрушение.
Капитан молча смотрел на него налитыми кровью глазами. Ждал продолжения.
Учитель подумал, как лучше задать вопрос. Потом заговорил, чуть запинаясь и не доверяя понятливости капитана:
— Скажите, господин капитан, что вы чувствовали, когда плавали по волнам, цепляясь, кажется, за кусок доски. Полное одиночество, кругом ни души, суши не видно, только вода да небо. — Капитан по-прежнему молча ел. — Вы подвергались смертельной опасности, ведь если бы не подоспела помощь, вы бы погибли.
Надьреви ждал ответа. Капитан опять поглядел на него, глаза его еще больше налились кровью, нижние веки покраснели, но он не понимал, о чем его спрашивают.
— Что? — осведомился он поощрительным тоном.
— Какое у вас было ощущение?
— Неприятное, — ответил капитан Хаунер, продолжая есть виноград.
Надьреви с изумлением смотрел на него: ну и остолоп! Ничего не почувствовать, находясь между жизнью и смертью! Но он и завидовал капитану. Ведь невозмутимость, которую тот сейчас выказывал, и тогда, наверно, его не покидала. Как бы то ни было, учитель замолчал, отвернувшись.
В курительной беседа еще больше оживилась. Пили кофе, курили сигары и сигареты; дамы сидели кружком. Барон Фадди курил сигару, но мысли его еще заняты были ужином, потому что, не обращаясь ни к кому в отдельности и одновременно ко всем, он воскликнул:
— Какая странная жизнь!.. Где справедливость? Мы сегодня час с четвертью уничтожали прекрасные кушанья, мясо, пирожные, сыры, фрукты и съели гораздо больше, чем нужно человеку при нормальном питании. А есть бедные люди, у которых нет, наверно, и куска хлеба.
Так думал, так говорил барон, с наслаждением покуривая сигару и попивая кофе.
Немного странное впечатление производил контраст между его образом мыслей и поведением. Учителя удивило его высказывание. Долго не сводил он глаз с барона. Это был человек с орлиным носом, седыми усами и маленькими колючими глазками; лицо его казалось строгим. И вот как он рассуждает. По крайней мере, и такая мысль у него возникла. «Хорошо бы поговорить с ним, — подумал Надьреви. — Начать с того, что существуют на свете лишения, бедность, нужда, страдания. Потом послушать, как будет развивать свои идеи старый барон. Интересно понять и то, как он дошел до этой мысли. Он, вероятно, хороший человек. А если в самом деле хороший, то каковы его поступки? Способен ли он делать добро людям? Однако и хороший человек поедает вкусные блюда и курит дорогие сигары».
— Поистине героический народ, — восторгался японцами один из гостей. — Без колебания, бесстрашно идут на смерть. Тысячами. Есть чему нам поучиться.
— Восточный народ. Экзотический.
— Нам сродни.
— Постольку, поскольку это восточный народ, — насмешливо заметил Зубкович.
— А ты молчи. Сам-то хорват.
Хозяйка дома тихо беседовала с графиней Мендеи. Никто их не слышал. Графиня Мендеи непрерывно улыбалась, показывая красивые белые зубы. Иногда громко смеялась. Графиня Берлогвари лишь улыбалась. Надьреви не спускал глаз с графини Мендеи. Она так нравилась ему, что он весь загорелся, предавшись безнадежным мечтам о ней. Кто знает, а вдруг… Бывали разные случаи. Однажды благородная дама вступила в любовную связь с кучером. Хотя со времен князя Арпада такое могло случиться раз десять, не больше, и подобные истории получали громкую огласку. Надьреви ощутил всю безнадежность своих мечтаний, подумав: «Было и быльем поросло».
Графиня Мендеи невольно разжигала страсть в душе молодого учителя, так как, улыбаясь, она обводила всех глазами, и на него тоже падал ее взгляд, и тогда казалось, что улыбка предназначается ему. Однако трезвым умом Надьреви понимал, что верить этому глупо.
— Кто такая эта графиня Мендеи? — спросил он вдруг у сидевшего рядом Зубковича.
— Вдова графа Адама Мендеи. Очень богатая женщина. У супруга ее было огромное состояние, поместья, дома в Пеште и в Вене; она все унаследовала, детей у нее нет. И сама графиня по богатству не уступала своему мужу. Два года она вдовеет. Веселая вдовушка. Было у нее дюжины две женихов, но всем она отказала. Графиня Берлогвари очень любит ее. Видите? Они могут шептаться так целый вечер. Ну как, лакомый кусочек?