Надьреви сидел молча. Чувствовал себя растроганным. Слегка. Ждал, пока, утомившись, постепенно успокоится и наконец заснет молодой граф. Думал о всякой всячине. Немного корыстно и о том, как прекрасно было бы, если бы он сейчас действительно спас Андрашу жизнь! Но этого не произошло. Едва ли то, что он сделал, можно назвать спасением жизни. Совершенно не опасно даже оставить здесь револьвер. Но на всякий случай лучше забрать его с собой. Хотя он, наверно, и не заряжен.
Спустя некоторое время Андраш поднял голову.
— Спасибо, что вы пришли ко мне, — проговорил он тихим и даже ласковым голосом. — Если хотите спать, ступайте.
Надьреви мешкал. Сказать что-нибудь утешительное? Но что именно? Он даже не знал толком, что случилось с Андрашем. И поэтому ограничился вопросом:
— Вы думаете, теперь вам удастся уснуть?
— Какое это имеет значение? Не обращайте на меня внимания.
Учитель пожал плечами.
— Я унесу это. — И он дотронулся рукой до кармана, где лежал револьвер.
— Можете оставить здесь.
— Наверно. Но все-таки не оставлю.
— А, можете унести. Наплевать на все. Ведь и моя невеста… Эх!
— Успокойтесь. У вас было дурное настроение, поэтому ваши неприятности представились вам непоправимыми. Возможно, и вино плохо на вас подействовало. — Андраш махнул рукой, словно говоря: «Бросьте!» — Спокойной ночи.
— Спокойной ночи.
Он подошел к двери, когда молодой граф окликнул его:
— Подождите немного! Я хочу подарить вам пару ботинок.
— Нет, нет, прошу вас, не надо.
— Не будьте таким щепетильным. Берите смело.
Надьреви молча стоял в нерешительности.
Встав с кровати, Андраш открыл шкаф, в котором стоял целый ряд ботинок на колодках.
— Какого размера у вас нога?
— Сорок второго. Но я говорю, что…
— Придутся впору. — Он достал пару почти новых ботинок. — Вот, пожалуйста. — Учитель не пошевельнулся, — Ну берите же! Тьфу, пропасть!
— Что мне с ними делать?
— Съешьте их.
— Здесь, во всяком случае, я не смогу их носить.
— Почему, черт возьми?
— Все узнают ваши ботинки. Я окажусь в смешном положении.
— Никто на них и не посмотрит.
— Все увидят! И Ференц, когда будет их чистить.
— Ференц не в счет.
— Для меня в счет.
— Ну, забирайте ботинки. Спокойной ночи. Спасибо, что пришли ко мне. Не сердитесь за то, что я не дал вам спать… В коридоре не шумите, а то могут услышать.
Учитель встал ни свет ни заря. Он проснулся рано и, хотя ему хотелось еще поспать, встал, чтобы не заснуть снова. Был вторник, он договорился с Андрашем начать сегодня занятия. Надьреви оделся, позавтракал, — к завтраку ему подали даже виноград — потом стал читать «Римское право».
Прочел вступление. И принялся за первую главу; материал он знал хорошо, лишь немного освежал в памяти. То и дело поглядывал на часы. Около девяти пошел в барский дом, поднялся в кабинет. Учителя еще раньше смущала мысль, как встретит его Андраш после злоключений предыдущей ночи. Он, наверно, не выспался и опять начнет увиливать от занятий. Опоздает, пожалуй.
К его удивлению, молодой граф был уже на ногах. Всего несколько минут пришлось его подождать. Он вошел в кабинет спокойный, даже веселый. Опять что-то жевал.
— Ну, как вы спали? — спросил он.
— Неплохо.
— Выспались?
— Нет.
— Почему же вы не поспали подольше?
— Что вы? Как я могу пропустить урок? Это невозможно. Нам пора браться за дело. Вы же знаете.
— Что я знаю?
— Ее сиятельство уже интересовалась нашими успехами.
— Мне это известно. Вы, конечно, сказали, что мы преуспели.
— Этого как раз я не говорил. Промямлил что-то; в самом деле, не мог же я признаться, что мы еще ровным счетом ничего не сделали.
— Совершенно верно.
— Надеюсь, сейчас…
— Сейчас?
— Разумеется, сейчас! Сегодня вторник.
— Да, но вторник только начался. Не отложить ли нам урок на послеобеденное время? Вы хотите спать.
— Я уже не хочу спать. И вижу, вы вполне бодры, — возразил Надьреви; Андраш раздумывал, что ему делать. — Сядьте, пожалуйста, вы убедитесь, что все очень просто. Занятия пойдут, как по маслу.
Молодой граф наморщил брови, вздохнул с сомнением, но потом сел напротив учителя. На столе уже лежал открытый учебник «Римского права».
— Сначала поговорим об общих понятиях, — начал Надьреви. — Прежде всего о том, что такое право. А именно право в объективном и субъективном смысле.
Андраш еще больше нахмурился. Он уже не понимал объяснений. Что значит в объективном и субъективном смысле? Что такое, например, собака? Собака — четвероногое млекопитающее. Тут все понятно. Но что значит собака в объективном и субъективном смысле? Однако он молчал, глядя в пространство. Приготовился слушать дальше.
— Я прочту вам первую главу. Проще, чем здесь, не скажешь. Итак, объективное право. «Общественная жизнь соответствует природе человека и его предназначению. Люди кормили и воспитывали нас, мы живем не только ради самих себя, но и ради других. Целесообразно определенное регулирование внешних отношений общественной жизни. Тезисы этого регулирования находят свое выражение в обычае и законе». Здесь в скобках латинские слова: jubeo, jussi, jussum, justitia[40].
— Пропустим это, — тряхнул головой Андраш.
Надьреви читал с увлечением, чуть ли не с воодушевлением. Он подражал, очевидно, какому-то профессору, стоявшему у него перед глазами. Возможно, Тамашу Вечеи, который проповедовал с университетской кафедры, как с трибуны. Молодой граф разозлился. Почему так задается этот молокосос? Потому что выдолбил всю эту чепуху? Наверно, еще и не выдолбил, раз читает по учебнику. Что же он прочел? Андраш абсолютно ничего не понимал. Оторвав взгляд от книги, учитель выдержал маленькую паузу. Потом своими словами попытался попроще объяснить прочитанное.
— Самое главное, что право в объективном смысле — это действие, правило поведения. Предписание. Приказ, которому должен подчиняться каждый отдельный член общества.
«Хватит уж!» — дерзко думал теперь Андраш. Но не произносил ни слова. Он считал, что выполнил уже обещание: немного позанимались, и довольно. Взялись за дело и для первого урока вполне достаточно. И он приготовился положить конец занятиям.
— Здесь как раз есть то, о чем я говорил. — И Надьреви принялся снова читать: — «Регулирование внешних отношений совершенно необходимо и располагает средствами принуждения, это правовой тезис, то есть право, jus[41]. В объективном смысле…»
Андраш уже окончательно взбесился от этого «объективного смысла». Он никак не мог понять, что это значит. Надьреви же продолжал:
— «Регулирующему тезису, то есть правовому, запретительному или повелительному, обязаны мы подчиняться. Jus est norma agendi[42]. Иначе последует принуждение».
Учитель произнес это с благоговением и вызовом. Вот тут можно и поспорить.
— «Мы поощряем то, что хорошо и справедливо, но наказываем за произвол. Правовые тезисы целесообразно развиваются на основе морального состояния и экономического положения общества».
Андраш задумчиво смотрел в окно. Еще несколько минут пусть поразглагольствует этот разошедшийся не в меру молодой человек, но потом…
— А теперь давайте посмотрим, что такое право в субъективном смысле, — продолжал Надьреви. — «Наши отношения к людям и вещам мы можем свободно формировать и регулировать в пределах правовых норм, которые ограничивают организующие возможности личной воли. Это свобода, возможности, обеспеченные объективным правом субъекту для того, чтобы он мог делать все, не противоречащее правовым нормам; это право в субъективном смысле. Facultas, potestas agendi[43]. Субъективное право, то есть правомочие, — это часть жизненных благ, причитающихся отдельному субъекту».
Оторвав опять взгляд от книги, учитель посмотрел на Андраша. Сделал небольшую паузу и потом задал вопрос:
— Итак, что такое право?
Поскольку он понимал, что молодой граф не знает, как приступить к ответу, насмешливая улыбка заиграла на его губах. Заметив ее, Андраш вскипел.
— Нечего, друг мой, меня спрашивать! — воскликнул он. — Читайте или рассказывайте, но не спрашивайте меня.
Что за проклятие! Как ни странно, Надьреви чуть не выругался.
— Значит, я толкую вам, и как об стену горох.
— Примерно так.
— Но ведь это…
— Я не в состоянии больше слушать. Хватит.
— Но вы только что были очень веселы. Как вижу, уже оправились после вчерашней неприятности, Если сейчас вы не можете слушать, то и в другой раз не сможете.
— Наверно.
— Что же нам делать?
— Прекратим урок. Я прочту первую главу в книге и, если чего-нибудь не пойму, спрошу у вас.
— Ах, если бы вы прочли!
— Вы правы. Возможно, и не прочту. Меня это не интересует.
— Тогда… тогда что мне прикажете здесь делать? Я могу собрать свои вещи.
— Вам надо подождать. Сейчас я разнервничался. Оставьте меня в покое и больше не раздражайте.
Надьреви осекся, пал духом. Подумал немного. Потом спросил: