— Значит, Надьреви сидел на скамейке в парке. Там нашел его Андраш, — выслушав рассказ, проговорил граф Берлогвари.
— Да.
— Они, разумеется, объяснились. Ты слышал или, может быть, видел их?
— Издалека. По пг’авде говог’я, я не г’ешался подойти близко, не г’учался за себя. Ведь если бы там что-нибудь случилось, если бы этот гвубиян отважился на новую наглость, то я, насколько я себя знаю, выхватил бы г’евольвев и, не г’аздумывая, пустил бы пулю пг’ямо ему в живот.
— Хорошо, хорошо. Мог их там кто-нибудь еще видеть или слышать?
— Этого… этого я не могу сказать. Но, полагаю, садовники или дг’угая челядь. Вполне вег’оятно.
— Значит, весь дом уже в курсе дела, — сердито махнул рукой граф Берлогвари. — А если даже сейчас, предположим, и не знает, то через полчаса наверняка узнает. Неслыханно!
— Слишком деликатно вы, дядюшка, выг’ажаетесь, — пыхтел от возмущения граф Правонски. — Неслыханно — это мягко сказано. Ужас! Возмутительно! Я… Я не могу… я вне себя. Как такая мысль пг’ишла в голову этому… этому негодяю? Ничего подобного я даже не слышал. Ничего подобное не случилось в нашей стг’ане со вг’емен князя Аг’пада.
— Что теперь нам делать с учителем? — довольно спокойно спросил граф Берлогвари свою жену.
Графиня покачала головой. Потом, слегка вздохнув, проговорила с трудом:
— К сожалению, он не может здесь оставаться.
— Не может, — подтвердил граф Берлогвари. — Сегодня же я откажу Надьреви. Обед пусть подадут ему в комнату.
— Отнеситесь к нему все же снисходительно.
Последовало продолжительное совещание. Граф и графиня Берлогвари, а также граф Правонски держали совет. То, на чем сошлись граф и графиня Берлогвари, не одобрял граф Правонски. Он размахивал руками, поправлял готовый упасть монокль, кадык его подпрыгивал. — граф Правонски требовал мести. Ничего иного не допускает честь графов Берлогвари и его самого.
— Ведь слух об этой безобг’азной истог’ии пг’ойдет по гвадам и весям, об этом заговог’ит вся стг’ана!»
— О какой мести ты думаешь? — спросил граф Берлогвари.
— Ну… ну, самое лучшее, если бы Андг’аш в паг’ке пг’иствелил бы его, как собаку.
Графиня неодобрительно покачала головой.
— Опомнись, — уговаривал его граф Берлогвари, — Андраш не мог пристрелить его, он не носит с собой револьвера. К тому же тот, кто убил, пусть даже паршивого репетитора, попадет в тюрьму.
— Абсуг’д! Азия, да и только! — воскликнул граф Правонски, воздев к потолку руки.
— Даже если бы тебя кто-нибудь застрелил, то и его наказали бы, — чуть иронически заметил граф Берлогвари.
— Но не может же Надьг’еви остаться безнаказанным, — пропустив последние слова мимо ушей, продолжал граф Правонски. — Повег’ьте, дядюшка, никак не может.
— Значит, дуэль?
— Да. Если нет дг’угого выхода, то дуэль. Пусть этот субъект постоит певед дулом пистолета.
— Опять ты чепуху городишь. Значит, мой сын посвятит его в рыцари? Этот юнец все равно не стоял бы перед дулом пистолета, как ты говоришь. Если бы до того дошло дело, он попросил бы прощения. Что ты сделаешь, если он попросит прощения?
— Абсуг’д! Абсуг’д! — кричал граф Правонски и в волнении метался по комнате.
— Ты хочешь, чтобы составили протокол? Учитель попросил в письме прощения, и формально, но не по существу уладили дело, так ведь?
— Незачем думать о таких крайностях, — вмешалась графиня. — Надьреви уедет, и таким образом все уладится. Мне, впрочем, жаль беднягу. Он незлой, а только несчастный юноша, не получивший дома хорошего воспитания.
— Незлой? — возразил граф Правонски. — Пг’оходимец, защищающий вог’ов. Осмеливающийся г’аспвостг’аняться в благоводном обществе о том, что кважа не преступление.
— Этого он не говорил, — решительно заявила графиня.
— Он болван, — спокойно, бесстрастно сказал граф Берлогвари.
— Идиот, — добавил граф Правонски. — Глупый как пг’обка. Это стало ясно, когда он г’ешился вступить со мной в спог’.
Граф Берлогвари послал за сыном. До прихода Андраша разглагольствовал один граф Правонски. Он продолжал искать безукоризненный способ мести. Если ничего другого нельзя сделать, он нанесет оскорбление этому субъекту.
— Я вам запрещаю, — проговорила строго графиня.
В комнату вошел Андраш. Бледный и хмурый. Он сгорал от стыда. Отец благожелательно расспрашивал его. Андраш отвечал кратко. Потом попытался с мрачным юмором рассказать о случившемся:
— На самом деле я хотел втолкнуть его в холодную каморку, чтобы он слегка прохладился. Мне не удалось, а он втолкнул меня туда. Вот и все.
Он словно бы хотел немного защитить учителя.
— Quod licet Jovi, non licet bovi[45], — сказал граф Берлогвари. — Этому дураку не следовало забываться.
— Да, дуг’ак, квуглый дуг’ак, — подхватил граф Правонски.
— Я сержусь, мой сын, не на него, а на тебя, — продолжал граф Берлогвари. — Ведь с людьми подобного сорта нельзя вступать в такие фамильярные отношения. Тебе не следовало пытаться вталкивать его в эту, как ее там… Тебе не следовало бороться с ним по-приятельски. Тогда ничего бы не случилось. Ты совершил большую ошибку. Но я не хочу осыпать тебя бесконечными упреками… Надьреви осел и не в состоянии судить, что ему можно и чего нельзя, в этом его беда. Сейчас я его выставлю, пусть уезжает отсюда. Иначе поступить с ним мы не можем.
— Какой абсуг’д, что этого г’епетитог’а нельзя посадить на кол, — возмущенно ударил себя по лбу граф Правонски. — Хотя и кол для такого случая нашелся бы, и есть, кого наказать. Если бы тг’ое лакеев дег’жали его, я бы пг’оделал эту опег’ацию.
— До сих пор не понимаю, как это могло произойти. Ты ведь такой силач. Неужели ты допустил какую-нибудь оплошность? Никак не укладывается у меня в голове.
Андраш принялся объяснять. У него чуть не вырвалось, что Надьреви подставил ему подножку. Он страшно стыдился своего поражения. Но, воздержавшись от лжи, сказал лишь, что сам споткнулся.
— Как тебя угораздило споткнуться на ровном месте? — усомнился граф Берлогвари.
— Учитель подставил тебе подножку, — предположил граф Правонски.
— Нет, этого он не делал, — честно признался Андраш.
— Хорошо, вы мне больше не нужны, я все улажу.
Молодые люди ушли.
Граф и графиня Берлогвари остались одни и некоторое время в растерянности молчали. Первой заговорила графиня:
— Не понимаю я этого беднягу Надьреви. Что с ним случилось, почему потерял он голову?
— Теперь уж не думай об этом.
— Поговори с ним вежливо.
— С ним вообще нечего разговаривать. Я немедленно вызову его и скажу, что Андраш прекращает занятия, так как уезжает надолго. Поблагодарю за труды и заплачу ему за полгода. Небольшой аванс он получил, я не стану его вычитать. — Чуть погодя он прибавил: — Он все равно не занимался с Андрашем.
— Конечно, не успел еще приняться. Но это не его вина. Андраш тяжел на подъем.
— Как видно, из его занятий юриспруденцией ничего не получится. А жаль.
— Что ж, если он не хочет, нельзя его принуждать. Бедный, последние дни он такой расстроенный. И его головные боли тревожат меня.
— Если бы он чем-нибудь занялся, не бил баклуши, у него не болела бы голова.
— Это еще неизвестно.
— А на учителя у меня были свои виды. Если бы он не сделал этой глупости, то мог бы здесь остаться. Впрочем, он производит впечатление разумного и порядочного человека.
— Жаль. Я понимаю, что нам надо расстаться с ним.
— Разумеется. Останься он здесь, все смеялись бы над нами. К тому же не знаю, какие отношения сложились бы у него теперь с Андрашем. Пусть сейчас же отправляется с богом.
— И держать себя он умеет.
— Да. В основном. Иногда он сидел развалившись в кресле, скорее, возлежал. Я уже подумывал, как сделать ему замечание, да не решался. Подобные люди обидчивы до крайности.
— Мне не понравилось только, что вчера вечером они с Андрашем ходили в трактир.
— В трактир?
— Да. Вернулись поздно ночью.
— Из трактира?
— Да. Приехали какие-то актеры, давали там представление. И Правонски был с ними. Они сидели вместе с этими… актерами, с какими-то дурными женщинами. А это… это очень мне не понравилось.
— От кого ты узнала?
— От Ференца.
— Дичь какая! Ах, Андраш! Никогда не выйдет он из пеленок.
— Но, пожалуйста, не брани его.
— Не буду бранить. Не хочу на него сердиться. Но сидеть и пить в компании провинциальных актеришек, на глазах у людей — это уж ни в какие ворота не лезет…
— Не такой большой грех. Меня тоже это удручает, но он так молод, что с него все станется. Наверняка идею подал Правонски. Меня только удивляет, что с ними оказался Надьреви.
— Они его пригласили.
— Однако учителю следовало отговорить Андраша от такой авантюры.
— Отговорить взрослого человека! Андрашу пора иметь свою голову.
Тем временем Андраш и граф Правонски продолжали спор в коридоре, направляясь к лестнице и потом медленно спускаясь по ней.